Россия в Нагорном Карабахе: основной посредник

Огромное количество граждан России поддерживают тесные дружеские и даже родственные отношения с обеими республиками. Конечно, это огромная трагедия. Люди гибнут, большие потери с обеих сторон», — заявил, оценивая последствия нагорно-карабахской военной эскалации, российский президент Владимир Путин. По мнению главы МИД РФ Сергея Лаврова, «политическое урегулирование возможно. Предложения, которые сопредседатели [Минской группы ОБСЕ] прорабатывали и продолжают прорабатывать, остаются на столе переговоров…»

9 октября 2020 года при посредничестве России в Москве прошли переговоры трех министров иностранных дел (РФ, Азербайджана и Армении), по итогам которых конфликтующие стороны договорились о перемирии. Однако его реализация на практике оказалась намного сложнее многочасовых переговоров. Первых не только после начала военной эскалации 27 сентября, но и после перехода этого формата в онлайн (в апреле) и переговорной паузы, наступившей в конце июня.

После того как в Нагорном Карабахе произошла «разморозка» конфликта, многие эксперты по Кавказу и постсоветскому пространству стали задаваться вопросами, почему реакция Москвы на разворачивающиеся события недостаточно активна. На пятый день эскалации известный британский кавказовед, главный редактор журнала «The Caucasus Survey» Лоренс Броерс написал в своем твиттере: «Где же Россия? Я стараюсь выяснить роль/стратегию России + изложить здесь некоторые мысли; было бы интересно услышать другие (конструктивные) мысли по поводу этой темы». Еще через несколько дней Директор программы «Большая Европа» Европейского совета по международным отношениям, известный дипломат и политолог-международник Нику Попеску также выразил свое недоумение поведением России: «Москва потратила более десяти лет на тщательное формирование образа великой державы, ревниво следящей за своим положением на большей части постсоветского пространства, а также держащейся за своих союзников — будь то Башар Асад в Сирии, Николас Мадуро в Венесуэле, Виктор Янукович на Украине или Александр Лукашенко в Белоруссии. Но реакция России на нагорно-карабахский конфликт представляется серьезным нарушением этих принципов российской геополитики. Почему Россия воздержалась от того, чтобы хотя бы более дипломатично поддержать Армению, являющуюся членом Организации Договора о коллективной безопасности? И почему российские внешнеполитические заявления о войне звучат более мягко и менее критично по отношению к Турции и Азербайджану и менее благосклонно по отношению к Армении, чем заявления таких стран, как Франция?»

И действительно, является ли поведение России во время «разморозки» противостояния в Нагорном Карабахе какой-то странной аномалией? Или в экспертных оценках линии Москвы снова, как и прежде, проскальзывает стремление к неким обобщениям без учета нюансов?

Российская линия на карабахском направлении: истоки, мотивы, достижения

Известный американский историк Стивен Коткин, размышляя о последствиях распада СССР для современной России, сделал очень точное умозаключения. По его мнению, современная РФ «унаследовала все, что вызвало распад Советского Союза, а также сам распад». Говоря о дезинтеграции СССР, эксперты и политики в первую очередь делают акцент на центробежных тенденциях «окраин» некогда единого государства. Между тем решающий вклад внесли не столько различные союзные республики, сколько РСФСР, де-факто возглавившая борьбу с союзной властью. В особенности в процессе и после принятия Декларации о государственном суверенитете от 12 июня 1990 года

Именно тогда РСФСР (будущая РФ) обозначила свой особый, не тождественный союзному центру интерес к карабахскому урегулированию. Он мотивировался стремлением найти более качественное управленческое решение (таковые отсутствовали на тот момент у центральных властей), а также стремлением купировать этнонационалистические вызовы, которые обозначились на тот момент уже внутри России (Чечня, Татарстан, в меньшей степени другие автономии, стремившиеся к «выравниванию статуса» с союзными республиками). Наиболее ярким примером такой особой российской дипломатии стала совместная посредническая миссия президентов Бориса Ельцина и Нурсултана Назарбаева в сентябре 1991 года. В подписанном ими Железноводском коммюнике констатировалось: «Центральные органы СССР оказались неспособны разработать и реализовать эффективные меры по нормализации обстановки в регионе… В сложившейся ситуации возникла необходимость в посреднических усилиях, цель которых создать условия для начала переговорного процесса, шаг за шагом закладывающего основы нормализации ситуации».

Именно в этом документе были сформулированы идеи, которые на долгие годы определили подходы Москвы к мирному урегулированию. Речь, прежде всего, о прекращении огня как фундаментальной основе для ведения переговоров. И в настоящее время российская сторона активно выступает за прекращение боевых действий, без чего содержательное обсуждение перспектив мирного решения представляется невозможным.

И хотя тогдашняя инициатива Ельцина и Назарбаева не достигла успеха (иначе сегодня не пришлось бы обсуждать перспективы мирного урегулирования в Карабахе), она четко и недвусмысленно обозначила особый интерес России (уже не как одной из союзных республик, а отдельного государства) к процессу урегулирования. Он состоял (и поныне состоит) не в «собирании» кавказских республик в единое союзное государство, а в выгодной кооперации с ними, развитии интеграционных связей и посредничестве в деле прекращения этнополитического конфликта. Именно благодаря посредническим усилиям Москвы в мае 1994 года было подписано Соглашение о бессрочном прекращении огня, а в 1995 году в его развитие — документ об укреплении мер по обеспечению перемирия. В ноябре 2008 года в замке Маейндорф (Московская область) президентами России, Азербайджана и Армении была подписана межгосударственная декларация, ставшая первой после 1994 года, заключенной непосредственными участниками этнополитического конфликта. Ни один из посредников, пытавшихся способствовать примирению сторон (Иран, США) не смогли обеспечить подобный результат. Этот шаг Москвы во многом открыл путь к казанскому саммиту 2011 года. Ни до, ни после стороны конфликта не были так близки к подписанию двустороннего компромиссного соглашения. Более того, после встречи в столице Татарстана содержательные переговоры фактически не велись, по сути диалог велся вокруг минимизации инцидентов и управления, но не разрешения конфликта. В апреле 2016 года, когда на линии соприкосновения в Нагорном Карабахе произошла самая масштабная на тот момент военная эскалация, именно благодаря усилиям России боевые действия прекратились. Соответствующие договоренности об этом были достигнуты между начальниками генеральных штабов Азербайджана и Армении в Москве. Не менее значимым был вклад России в деэскалацию на армяно-азербайджанской границе в июле 2020 года. Правда, в отличие от событий четырехлетней давности не удалось запустить полноценное дипломатическое общение представителей Еревана и Баку при российском посредничестве. Эта «переговорная пауза» была одной из причин и нынешней самой масштабной за последние 26 лет военной эскалации.  

Россия между Азербайджаном и Арменией

Нынешняя «разморозка» армяно-азербайджанского конфликта не открыла неких новых подходов России на Кавказе. Но заставила посмотреть на них с большей тщательностью. Начнем с того, что у российского руководства нет универсального подхода ни к этнополитическим противостояниям, ни к существующим де-факто государствам на Южном Кавказе. Можно выделить две базовые позиции России.

Москва признает независимость Абхазии и Южной Осетии, официально отказываясь от поддержки территориальной целостности Грузии. Но этот подход ни сейчас, ни ранее не распространялся автоматически на Армению, Азербайджан и непризнанную Нагорно-Карабахскую республику. НКР, как де-факто образование или участник противостояния, вообще не упоминается в Концепции внешней политики 2016 года (хотя, например, Приднестровье рассматривается, как сторона конфликта). Здесь Россия максимально заинтересована в сохранении баланса между Ереваном и Баку (что особенно важно после утраты рычагов влияния на Грузию в 2008 году). Российское руководство традиционно характеризует отношения с Ереваном как союзнические (подразумевая членство в общих интеграционных структурах), а с Баку — как партнерские (имея в виду акцент на двусторонней выгоде и наличии определенных разночтений, например, в сфере энергетики).

В отличие от грузино-абхазского и грузино-осетинского конфликта обе стороны, вовлеченные в нагорно-карабахское противостояние, заинтересованы в российском посредничестве. Для Армении, участника интеграционных проектов с доминированием России (ОДКБ и ЕАЭС), медиация Москвы служит определенной гарантией учета ее озабоченности вопросами безопасности и статуса Нагорного Карабаха. Для Азербайджана сотрудничество с Россией позволяет обеспечить дистанцию от Запада, критически настроенного в отношении внутриполитической ситуации в республике (аргументы о нарушениях прав человека, обвинение руководства республики в авторитаризме).

В этом плане показательны оценки Ильхама Алиева и Никола Пашиняна, сделанные ими обоими уже после «разморозки» конфликта, когда противостояние приближалось уже к отметке в три недели. Так, азербайджанский президент в интервью руководителю международного информационного агентства «Россия сегодня» Дмитрию Киселеву заявил: «Азербайджан и Россия связаны многовековыми узами дружбы, сотрудничества, взаимопонимания. Уверен, что никакая сила не может на это повлиять». В свою очередь премьер-министр Армении в своем видеообращении к нации 14 октября констатировал: «Хочу выразить особую благодарность президенту РФ Владимиру Путину, с которым поддерживал интенсивные контакты. В эти дни Россия смогла на высоком уровне выполнить роль сопредседателя Минской группы ОБСЕ и стратегического союзника Армении. Уверен, что эта роль будет выполняться однозначно и недвусмысленно в лучших традициях дружбы армянского и российского народов».

Чем Азербайджан отличается от той же Грузии, где Россия жестко отреагировала на эскалацию августа 2008 года? Прежде всего тем, что Баку не увязывает свои действия по возвращению территориального единства с антироссийской риторикой, не заявляет в качестве цели вступление в НАТО или ЕС, не проводит «историческую политику», которая бы строилась на тотальном отрицании советского опыта и общей победы в Великой Отечественной войне. 

Азербайджанский парламент не принимает резолюций о российских оккупантах (в грузинской риторике все это появилось задолго до августа 2008 года), а посредничество Москвы в Баку, как и в Ереване, рассматривается в положительном ключе. Москву и Баку также связывает множество общих направлений сотрудничества: от трансграничной безопасности и энергетики до эксплуатации каспийских ресурсов, и транспортных проектов. В Кремле не хотели бы превращения Азербайджана во вторую Грузию, а потому не собираются своими руками толкать Баку на путь конфронтации. По справедливому замечанию политолога-международника, главного редактора веб-сайта Московского центра Карнеги Александра Баунова, «для действий России важно не только на кого напали, но и кто напал. России есть за что помогать Армении, но ей особенно не за что наказывать Азербайджан. Армения оказалась не на линии вражды, а в треугольнике союзов». И эта ситуация во многом вынуждает Москву вести себя сдержанно, уходя от окончательного выбора в ту или иную сторону, понимая риски возможных потерь влияния на Южном Кавказе. Россия уже пережила ситуацию, когда позитивные тренды в отношениях с Арменией сочетались с многочисленными проблемами на азербайджанском треке. Так было в период 1991-2001 гг. И возвращения к этой ситуации в Москве не хотели бы. Как минимум, не хотели бы своими руками такой сценарий приближать. Как и не хотели бы пересмотра стратегических отношений с Арменией, того уровня, который уже достигнут.

Новые вызовы

Наверное, если бы текст на обозначенную тему появился бы в августе 2020 года, его можно было бы на этом и завершить. Однако сегодня мы видим новую роль Турции в конфликте. И ситуация, характеризующаяся укреплением стратегического взаимодействия между Азербайджаном и Турцией, создает для Москвы непростые дилеммы. Как воздействовать на Баку, если политические решения там принимаются при всестороннем учете турецкого фактора, а альянс с Анкарой видится залогом успешного продвижения национальных азербайджанских интересов на международной арене?

Сама же Турция уже озвучила для России на Южном Кавказе вариант некоего «геополитического кондоминиума», то есть распространение сирийской модели согласования интересов и противоречий теперь уже в «ближнем зарубежье» России. Но при этом, как минимум, в первые две недели карабахской эскалации Анкара не предлложила Москве каких-то новаторских идей в отношении урегулирования противостояния Баку и Еревана, настаивая по факту на военном формате решения застарелого конфликта. Но разгром Армении при полном игнорировании ее интересов стал бы для российской стороны чувствительным репутационным поражением. Россия может себе позволить балансировать между интересами Баку и Еревана, не делая финального выбора между ними, пытаясь усадить их за переговорный стол и выступая гарантом урегулирования. Но поражения одной стороны, к тому же под прямым давлением Турции, Кремль не может допустить, ибо в таком случае возникает угроза не только утраты влияния на Южном Кавказе, но и экспорта ближневосточной нестабильности уже внутри самой России – в северокавказских республиках.

Как следствие, необходимость очень аккуратной реакции, учитывающей динамику на Ближнем Востоке и в Северной Африке, где интересы Москвы и Анкары уже сталкивались, но находились компромиссы. В этом контексте понятен комментарий пресс-секретаря президента РФ Дмитрия Пескова о необходимости для третьих сторон «не подливать масла в огонь» карабахского конфликта. Резонным выглядит и объяснение главы МИД РФ Сергея Лаврова о том, что в Москве «никогда не квалифицировали Турцию как нашего стратегического союзника, это партнер, очень тесный». Крайне важным представляется и та «серьезная обеспокоенность», которая была высказана российским президентом Владимиром Путиным его турецкому коллеге Реджепу Тайипу Эрдогану в связи с участием в военных действиях в Карабахе боевиков из стран Ближнего Востока, а также акцент на солидарных усилиях для скорейшего прекращения кровопролития.

Все это говорит о том, что участие Москвы в процессе урегулирования конфликта по-прежнему остается востребованным. Но в то же время сегодня пространство для российского маневра не так широко, как прежде, а в самом карабахском уравнении появились новые сложные переменные.


Автор: Сергей Маркедонов
Источник: https://pressunity.org