АШОТ ЕНГОЯН
доктор политических наук,
заведующий кафедрой теории и истории политической науки ЕГУ
В своем ежегодном послании Федеральному собранию Российской Федерации в 2013 г., а чуть позже и во время традиционной годичной итоговой пресс-конференции главы государства президент РФ В. Путин выдвинул идею о необходимости активизации в российском обществе консервативных подходов к социальным процессам. Это было мотивировано, прежде всего, необходимостью защиты населения от навязываемых извне чуждых и “очень сложно воспринимаемых” им “квазиценностей”. По мнению В. Путина вопрос состоит в том, чтобы оградить российских граждан “от достаточно агрессивного поведения некоторых социальных групп”, которые “не просто живут, как им хочется, а достаточно агрессивно навязывают свою точку зрения другим людям и в других странах”.
Президент РФ, бесспорно, подразумевает инициированные западными экспертами и захлестнувшие постсоветские общества в 90-х годах прошлого века процессы усиленной, а иногда и бесцеремонной вестернизации, приведшей во многих аспектах к морально-нравственной и духовной деградации обществ. В настоящее время эти процессы хоть и несколько затормозились, однако направляемое из одного геополитического центра “мировое общественное мнение” не прочь продолжить дело насаждения несвойственных указанным обществам ценностных ориентиров, считающихся, по “его” мнению, совершенными и достойными беспрекословного применения. Поэтому предложение В. Путина выглядит скорее как защитная реакция традиционно настроенных слоев общества на “ценностное принуждение”, во избежание чего единственным средством признается активизация консервативного сегмента в духовной жизни общества.
В данном случае выбран именно консерватизм, который традиционно является оппонентом идеологической основы всех протекающих в постсоветский период преобразований – либерализма. Однако следует учесть и то обстоятельство, что современный либерализм предстает в форме политического либертарианства, которое является логическим продолжением англо-саксонской версии этой идеологии, основанной на собственном понимании демократии.
Вообще говоря, есть две разные традиции демократии и базирующиеся на них две версии либерализма. С одной стороны, англо-саксонская, сформулированная, прежде всего, Дж. Локком: демократия как осуществление и гарантия прав индивида. Согласно этой концепции, демократичным может считаться то государство, в котором не только гарантированы основные права индивида, но и максимально расширено пространство его свободы. Индивид определяется через его принадлежность к человеческому роду. Каждый человек имеет право пользоваться этими свободами. И если у него нет основных прав и свобод, то он вправе бороться за то, чтобы завоевать их.
Континентально-французская традиция демократии, идущая от Ж.-Ж. Руссо, понимает демократию в первую очередь не как экспансивное осуществление и расширение свобод и прав индивида, а как акт самоутверждения нации. Субъект демократии – не индивид, а прежде всего нация, то есть коллектив. К демократии относится существенное право народа самому решать свою судьбу и демократически строить свой образ жизни согласно собственным представлениям. Такое понимание демократии можно было бы упрощенно, в отличие от либерально-индивидуалистического, обозначить как либерально-коллективистское. В жизни все демократические страны используют либо преимущественно национальную модель демократии, либо некую среднюю форму – между индивидуалистической и коллективистской. Постсоветские общества, в силу объективных и субъективных причин, двинулись к национальной и либерально-коллективистской модели демократического общества. Современные проблемы “пробуксовки” демократических реформ в транзитных обществах объясняются именно противоречиями между двумя различными пониманиями принципов демократии, что связано, прежде всего, с преобладающей в этих обществах ментальностью.
В своем историческом развитии либерализм пережил ряд идейно-политических кризисов, сопряженных с переоценкой ориентиров1. Это было продиктовано изменяющимися социально-политическими условиями в мировой истории (две мировые войны, сильнейший экономический кризис 1929-1932 гг.). Кроме этого, соперничающие с либерализмом идеологии консерватизма и социализма за этот период буквально “растаскали” его идеи, соответственно, справа и слева. Идеологические трансформации либерализма, как и значительная активизация других идейно-политических течений, привели к поэтапному сокращению его социальной базы. Тем самым социальная “почва” либерализма была “размыта” деятельностью идеологий-конкурентов.
Становление нового облика либерализма идет по различным, во многом отрицающим друг друга направлениям. С одной стороны, заметен акцент на первенстве равенства и справедливости, рационализации регулирующей роли государства. Таковым является либерал-реформизм или социал-либерализм, который в политическом плане уже ослабел. С другой – возрождаются антикейнсианские традиции, отрицающие вмешательство государства в сферу экономики, его активное участие в социальной жизни общества. Таковым является неолиберализм или либертаризм, который сегодня выступает под знаменами “истинного” либерализма и имеет большой политический вес в западных обществах и в мире в целом.
Либерал-реформизм, исходя из кейнсианских позиций, допускает вовлеченность государства, как в экономическую жизнь общества, так и ее активное участие в социальных программах, предполагает социальное сотрудничество и защиту, сочетание конкуренции с государственным регулированием. Тем самым это идеологическое течение, отказываясь от основополагающих принципов классического либерализма, вплотную приближается к социал-демократизму. По сути, в данном случае речь идет о совершенно новом идейно-политическом течении, свернувшем с либерального пути развития и не имеющем в современном мире сколь-нибудь серьезного политического влияния.
Именно это обстоятельство позволило некоторым идеологам заявить о возврате к истокам классического либерализма на идейной основе либертаризма (или неолиберализма), который сформировался в середине XX века в качестве оппозиции идеям социал-либерализма. Неопределенность названия этого течения объясняется тем, что существует почти противоположное понимание либерализма в европейской и американской традиции. В Америке слово “либерал” – почти синоним слова “социалист”. Либерализм в этой традиции – это поддержка государственных социальных программ и, соответственно, увеличение налогообложения, поддержка национальных, религиозных и социальных меньшинств. В Европе слово “либерал”, наоборот, является антонимом слова “социалист”. Европейский либерал выступает за ограничение вмешательства правительства в экономику. В США в определении этого термина акцент ставится на его политической составляющей, в европейских же странах превалирует его экономическое толкование.
Как бы то ни было, все они, в конечном счете, являются сторонниками и продолжателями англо-саксонской традиции классического либерализма, абсолютизируют рыночные отношения, распространяя их на все сферы жизнедеятельности общества, а также свободу индивида в ущерб коллективным интересам. По словам известного исследователя либертаризма Дэвида Боуза, это идейно-политическое течение “можно рассматривать как политическую философию, последовательно применяющую идеи классического либерализма, доводя либеральную аргументацию до выводов, более жестко ограничивающих роль государства и защищающих свободу личности в большей степени, чем любые другие классические либералы”2. Именно эта версия либерализма, несмотря на отсутствие соответствующих объективных и субъективных предпосылок, в 1990-х годах была навязана постсоветским обществам.
Многие сторонники подобных идей не называют себя либертарианцами или неолибералами, настаивая на традиционном обозначении своей идеологии (либерализм) или определяя себя как “классических либералов”. Другие считают подобную приверженность старым терминам ошибочной, вносящей путаницу в политическую картину мира, что мешает распространению и пониманию либертарианских (неолиберальных) идей. По мнению В. Малахова, в отличие от либерализма, “термин “неолиберализм” применяется для обозначения не философской и мировоззренческой, а политической и идеологической установки”3.
С точки зрения либертаризма, существование и функционирование рынка обладает самоценностью и составляет фундаментальное основание этики. Соответственно в либертаризме не существует различия между рыночной экономикой и рыночным обществом, а его этическая концепция возвращается к меркантилизму. Согласно либертарианцам, рыночный обмен является основой для “целостной системы этических норм, достаточной для регулирования всех человеческих действий, которая заменила собой все предшествующие этические нормы”4.
Налицо некоторая примитивизация социальной действительности. Ведь перед сложно организованной социальной действительностью вопрос не может быть поставлен подобным образом: либо рыночная экономика, автоматически влекущая за собой демократизацию, либо экономическое планирование, автоматически приводящее к диктатуре. Многогранная социальная жизнь способна находить разнообразные, не менее эффективные пути обеспечения процветания того или иного конкретного общества. Такие формы организации общественной жизни могут применять элементы и принципы, присущие самым различным идейно-политическим течениям. Вопрос в данном случае может касаться лишь того, насколько та или иная идейная система адекватно отражает реальную действительность, максимально учитывает сложившуюся в обществе социальную картину.
Именно на такое прагматичное отношение к действительности направлен современный консерватизм. В процессе своего развития, уделяя должное внимание вопросу о необходимости и неотвратимости утверждения демократии, он многое перенял у своих либеральных оппонентов. Однако, исходя из своих принципиальных подходов относительно приоритета “общего” над “частным”, консерваторы восприняли как объективную, именно, континентально-коллективистскую трактовку либеральной демократии. На сегодняшний день такое видение современных проблем в значительной мере соответствует настроениям многих транзитных постсоветских обществ.
За более чем двухсотлетний период ведения идеологической борьбы с либерализмом консерватизм подвергался различным трансформациям. Так идею “сильного государства” как охранителя традиционного общества консерваторы заменили идеей регулирования общественной жизни, в основном, посредством морально-нравственных норм и традиций. Сейчас консерватизм является сторонником укрепления рыночных отношений, осуществления контроля над государственными органами при помощи институтов гражданского общества, проявления инициативы и свободной предпринимательской деятельности рядовых членов общества с обеспечением истинно конкурентных условий в экономике и др.
В отличие от своих предшественников современные консерваторы выступают против укрепления государственной власти, которая ограничивает свободу индивида, создает коррумпированную бюрократию, сдерживает предпринимательскую инициативу излишним контролем, неспособна улучшить качество жизни. В целом, из партий, защищающих статус-кво, современные консервативные партии превратились в инициаторов и проводников кардинальных реформ, направленных на укрепление свободного общества, в том числе и в развитых индустриальных странах. Противопоставляя современный консерватизм либерал-реформистскому идейно-политическому течению 1980-х годов, английский историк и журналист П. Колли отмечал, что истинными носителями идей классического либерализма стали именно консервативные партии, которые вновь подняли “знамя свободы”, “трусливо” брошенное социал-либералами.5
В постсоветских странах на сегодняшний день сохраняется неоднозначное отношение к консерватизму, что продиктовано недопониманием сути консервативных ценностей. Насаждаемая в бывшем советском обществе идеологией марксизма-ленинизма революционная риторика, приучила граждан к критическому отношению к таким понятиям, как “сохранение статус-кво”, “политическое приспособленчество” “угнетенных” классов и народов, к чему якобы направлял политический консерватизм. Несмотря на то, что на рубеже 1980-х–1990-х годов в советской и постсоветской науке наблюдался настоящий прорыв в изучении феномена консерватизма, подобное отношение к нему в целом продолжает сохраняться. Ведь проблема определения консерватизма практически всегда ставит перед исследователями вопрос: или это “апологетика прошлого”, и здесь он сродни реакционизму, а иногда и конформизму, или же это “относительное недоверие” к преобразованиям, то есть проявление определенной доли “осторожности” при проведении всякого рода кардинальных перемен в обществе.
Здесь следует указать на различие консерваторов от реакционеров. Это отмечал еще в 1940 году Ч. Берд, указавший, что реакционеры – это “те, кто предпочитает прошлое настоящему”, а консерваторы – “те, кто высказывает преданность вещам как они есть”6. Реакционеры готовы в корне отказаться от настоящего в пользу восстановления старых порядков. Консерваторы, наоборот, относятся к настоящему с уважением и оберегают его, стремясь при этом перенять все ценное из прошлого.
Кроме этого, консерватизм не имеет ничего общего и с конформизмом. Эти явления разнородные и разнонаправленные, они решают различные задачи. Конформизм – это “согласие, примирение, приспособление к общим настроениям, господствующим взглядам и мнениям; непротивление преобладающим тенденциям, несмотря на расхождение с ними, которое не высказывается”7. В отличие от конформизма, консерватизм не отвергает серьезные изменения в обществе, более того он ратует за них. Консерватизм лишь скептически подходит к революционным преобразованиям, что чревато, по убеждению многих консерваторов, ликвидацией всего ценного, что создано человечеством, и возрождением тоталитаризма. Конформисты – это соглашатели, а консерваторы прагматики по убеждению.
Вообще говоря, все идеологические течения отличаются друг от друга тем, что по-своему рассматривают соотношение “прошлого” с “настоящим” и “будущим”. Так, либералы видят в будущем совершенное настоящее, в котором, как правило, нет прошлого. Левые идеологические течения готовы в настоящем с легкостью расстаться с прошлым во имя светлого будущего и начать строить его прямо сегодня. Консерваторы, в свою очередь, не представляют ни настоящего и ни будущего без всего того, что накоплено людьми в прошлом. Будущее воспринимается ими “глазами настоящего”, то есть реалистично и прагматично”8. Как отмечал Н. Бердяев, консерватизм “поддерживает связь времен… соединяет будущее с прошлым...”9.
Консерватизм выступает не за сохранение существующего общественного порядка, или, более того, возврат к прошлому, а главным образом, за сохранение традиционных морально-правовых и морально-нравственных отношений, воплощенных в нации, религии, браке, семье и собственности, которые, по мнению консерваторов, составляют стержень общественной жизни любой страны, на который нанизывается форма общественного устройства. Консерватизм выступает против коренных изменений настоящего, но является сторонником его совершенствования с учетом всего человеческого опыта. Все общественные изменения, по мнению консерваторов, грозят нанести вред обществу, если не “апробированы” в прошлом, или же не учитывают уроки прошлого и направлены против его устоев и традиций.
В условиях “недопонимания” гражданами сути консервативных ценностей и при отсутствии единого уравновешенного подхода к ним, постановка вопроса о переориентации российского общества в сторону консерватизма способна вызвать идейно-политические “шатания” и отклонения от истинных консервативных принципов. Это может особенно болезненно быть воспринято многонациональным и многоконфессиональным российским обществом, в котором присутствуют различные подходы к морально-нравственным нормам, вековым традициям и политическому участию граждан.
Не секрет, что многие исследователи, чиновники и политические деятели по привычке втянутся в очередную кампанию и ринутся изучать консервативную идеологию, пропагандировать “выученное” с тем, чтобы показаться “еще большим католиком”, чем многие истинные патриоты российского общества. Однако, как и всякую другую идеологию, преподносить консерватизм только лишь заученными фразами, оторванными из общего контекста и логической структуры, невозможно и вредно. Как правило, такие шаги приводят к абсолютизации и догматизации идеологической системы, а, в конечном счете, и ее деградации.
В основе современного консерватизма лежит стремление к сохранению морально-нравственной чистоты общества и верности традициям, которые, по сути, субъективны по содержанию и каждым отдельно взятым народом воспринимаются по-своему, носят частный характер. В таких условиях появляется реальная опасность “диссонанса” в общественном развитии. Ведь те нормы и идеалы, которые являются первостепенными для одних социумов, для других могут иметь второстепенное значение и наоборот. Стремление к консолидации российского общества на подобных “частностях” так или иначе, может привести к принуждению “государствообразующих предписаниий”.
Приблизительно подобная картина может сложиться и в ходе протекания евразийских интеграционных процессов. Как известно, новое объединение государств создается на базе экономической целесообразности и общности их интересов. Фактически, в первую очередь подчеркивается очень понятная для глашатаев свободного рынка важность материальной составляющей интеграции. Становящаяся приоритетной в России консервативная идейная система, безусловно, близка постсоветским обществам и в будущем Евразийском союзе также будет расцениваться в качестве преобладающей. Однако в противовес основной аргументации евразийской интеграции, она на первый план выводит духовно-нравственные аспекты в общественном развитии, которые всегда существенно отличались у многих народов, населяющих постсоветское пространство. Поэтому и здесь могут возникнуть определенные трудности, чреватые разладом уже в масштабе нового союза.
Проблему консолидации современных обществ следовало бы решать исключительно на базе общности ценностных ориентаций, основы которых заложены благодаря совместному проживанию народов в границах бывшего единого государства. История уже выдвинула такую систему в лице либерализма, который глубоко понятен гражданам благодаря генетическому родству с социалистической теорией. Тем более, что из его политических лозунгов многое переняли как социалисты, так и консерваторы. Как было отмечено выше, даже по мнению многих западных исследователей, современный консерватизм считается истинным правопреемником классического континентального либерализма. Поэтому принципиальной разницы в подходах относительно установления свободного рынка и общего политико-экономического пространства между этими течениями нет. Не следует забывать и то обстоятельство, что до сих пор еще остается актуальной идея создания большого евразийского пространства со свободной экономикой и совместимыми политическими институтами от Лиссабона до Владивостока. Консерватизм, преломленный в общественном сознании многих современных обществ, несколько ограничивает ее реализацию, противопоставляя этому приоритетность традиций и обычаев. В то время как континентально-национальный либерализм не только имеет хождение в евразийских обществах и за последние двадцать лет приобрел значительное место в общественной жизни, но и не противоречит идее большого евразийского пространства.
Поэтому, на наш взгляд, постановка вопроса об активизации консервативного сегмента в духовной жизни как России, так и государств, стремящихся к созданию Евразийского союза, ни в коем случае не противопоставляет консерватизм либерализму. В первую очередь, это ставит целью оградить постсоветские общества лишь от крайней формы проявления либеральной идеи – либертаризма, с ее индивидуалистическим акцентом. Элементы консервативной идеологии призваны защитить эти общества от распространения чуждой ментальности, приостановить пагубную для них форсированную вестернизацию, направленную на ломку устоявшихся традиций и девальвацию сформировавшихся веками ценностей.
Вместе с тем современные постсоветские общества, в том числе и российское, не отказались от основополагающих принципов либерализма и всячески стремятся к реализации его коллективистско-континентальной модели, со своим видением демократических традиций и преобразований. Именно это обстоятельство, как и настроения многих сторонников евразийской интеграции, делают эту версию либерализма базовой идейной основой для будущих трансформаций в постсоветских обществах. Что касается консервативных идейных принципов, то они призваны лишь сохранить самобытность населяющих евразийское пространство народов. Кроме этого, учитывая взаимозависимость и примерно одинаковый уровень развития их экономик – обеспечить сбалансированное развитие производственной сферы, с тем, чтобы постепенно и достойно интегрироваться в развитые европейские структуры.
В целом консерватизм призван надеть, своего рода “смирительную рубашку” на либеральные подходы, придавая им “человеческий облик”. Ведь не секрет, что в ряде случаев именно абсолютизация индивида, превращение его в физиологическое существо и “помпезная” защита его “прихотей”, а также обеспечение диктата меньшинства по отношению к большинству в обществе рождает неприязненное восприятие, по сути, очень гуманных общечеловеческих ценностей. Происходит это в том случае, когда практические политические шаги даже в развитых странах предпринимаются без учета существующей общественной психологии, а также сознания общества в целом.
Видение либерализма сквозь призму консервативных ценностей позволяет утвердить в обществе морально-нравственные принципы взаимоотношений, отодвигая на второй план присущий современному либертаризму рациональный материализм. Консервативная трактовка либеральных принципов способна подвести под существующую ментальность постсоветских обществ соответствующую ей идейную основу. Ведь не секрет, что к наиболее значимым признакам ориентации людей на консервативные ценности в условиях современных постсоветских обществ можно отнести следующие: уверенность в том, что справедливость важнее прав человека; верность традициям; убежденность в том, что интересы государства и народа выше интересов отдельного гражданина; установка на сильное государство как фактор обеспечения порядка и благополучия; возможность ограничения некоторых прав граждан ради достижения общих целей и т.д. Ориентация граждан постсоветских обществ на морально-нравственные нормы создает благодатную почву для проведения, по сути, либерально-демократических преобразований с сохранением нациями своей идентичности.
С другой стороны либерально-демократический подход (защищающий принципы континентального либерализма) толерантно относится к существованию не унифицированных традиций и обычаев, что делает совместное проживание народов в одном государстве или союзе государств комфортным и безопасным. Поэтому сегодня наиболее приемлемой для постсоветских обществ идейной системой можно считать именно консервативный либерализм, который ориентирован, прежде всего, на либеральные ценности. Вместе с тем он подчеркивает значимость морально-нравственных, этических норм, рассматривает общественный прогресс как необходимый, но “безболезненный” процесс эволюционного развития человеческого сообщества, без потрясений и эксцессов, в основе которого лежат прагматизм в действиях и скептицизм к радикальным преобразованиям, а также способен объединить всех граждан вокруг традиционных ценностей Семьи, Государства и Веры.
Отмеченные выше акценты Президента РФ В. Путина были призваны, на наш взгляд, лишь придать консервативный крен уже протекающим как в России, так и в постсоветских странах либерально-демократическим преобразованиям. Свою приверженность либерализму он, в частности подтвердил в интервью иностранным журналистам в преддверии сочинской Олимпиады, где на прямой вопрос В. Путин ответил прямо – он продолжает оставаться либералом. Тем самым в полной мере вычерчена идейно-политическая позиция Президента России, в которую органично и гармонично вплетены элементы двух идеологий. Приоритет либерализма с консервативным уклоном в идеологическом пространстве способен объединить и защитить как российское, так и постсоветские общества будущего Евразийского союза.
1 См.: Енгоян А.П. Идеологические основы социально-политических трансформаций в постсоветской Армении. – Ер.: Изд-во Российско-Армянского университета. 2011.– 357 с.
2 Боуз Д. Либертарианство: История, принципы, политика. – Челябинск: Социум, Cato Institute, 2009.–С.28–29.
3 Малахов В.С. Государство в условиях глобализации. – М.: КДУ, 2007. – С.10.
4 Харви Дэвид. Краткая история неолиберализма. – М.: Поколение, 2007. – С. 4.
5 См.: Colly P. Studies in the History of ideas. L., 1983. – p. 41.
6 Коцюбинский Д.А. Консерватизм в контексте политической истории Нового времени (к проблеме использования понятия) // Философия и социально–политические ценности консерватизма в общественном сознании России. – С. 74.
7 Политология: Энциклопедический словарь. Общ. ред. и состав. Аверьянов И. – М.: Изд–во Моск. коммерч. ун–та, 1993. – С. 144.
8 Енгоян А.П. Перспективы консерватизма в Армении // “Вестник Российско–Армянского Университета” – 2008. – № 1. – С. 42.
9 Бердяев Н.А. Философия неравенства. – М.: АСТ, 2006. – С. 285.