Существует ли конкуренция между Большим евразийским партнерством и китайской инициативой Пояса и пути?

Россия воспринимает Евразийское пространство как территорию, на которой простираются ее стратегические геополитические интересы. С целью защиты своих позиций и усиления своего влияние в регионе была инициирована идея Большого евразийского партнерства (БЕП). Прежде всего, БЕП является проектом, который позволяет обеспечивать политическую стабильность и создавать благоприятные условия для выстраивания новых форматов экономического сотрудничества при сохранении гарантий социальной безопасности его участников.

Одним из принципиальных тезисов, которые были заложены в идею Большой Евразии, является постулат о том, что российская инициатива не направлена на противодействие или конкуренцию с китайской инициативой Пояса и пути (ИПП), а, напротив, призвана выполнять связующую функцию между различными евразийскими интеграционными проектами, которые уже осуществляются и планируются к реализации, в частности, ЕАЭС и ШОС.

В выступлениях политических лидеров России с 2015 г. стала активно использоваться внешнеполитическая риторика, указывающая на намерения Москвы поддержать или даже стимулировать формирование единого интеграционного экономического пространства от Лиссабона до Владивостока. В тот же период политические эксперты констатировали усиление интереса ряда соседних государств к активизации интеграционных связей с Россией.

Следует учитывать, что российская инициатива Большого евразийского партнерства была инициирована в условиях, когда на пространстве Евразии уже были запущены процессы региональной интеграции. СНГ, ШОС, Таможенный союз, эволюционировавший затем в ЕАЭС, китайская концепция Экономического пояса Шелкового пути, как часть более масштабной инициативы Пояса и пути — все эти проекты имели ряд общий черт (широкий охват участвующих сторон, масштабность и долгосрочность, интеграционная составляющая, пересекающийся состав государств-участников, корреляция поставленный целей). Таким образом, возникла объективная необходимость формирования новых общих принципов, которые позволили бы синхронизировать ход интеграционных процессов в Евразии.

Краеугольный камень БЕП

С концептуальной точки зрения идея Большой Евразии впервые была рассмотрена политологами международного дискуссионного клуба «Валдай», которые предложили ее российской политологической элите в рамках серии аналитических докладов «К Великому океану — 3», «К Великому океану — 4», «К Великому океану — 5». В указанном исследовании были выявлены и систематизированы внутренние и внешние проблемы, с которыми сталкиваются участники евразийских интеграционных инициатив.

В результате комплексного анализа геополитических, экономических и социальных факторов был сделан вывод, что странам-участницам будет выгодно своеобразное объединения различных интеграционных инициатив в рамках какого-либо одного общего проекта, получившего название Большой Евразии. В качестве одного из ключевых аргументов приводился тезис о том, что данный проект будет способствовать координации совместных усилий в ходе реализации процессов интеграции в Евразии.

Ряд зарубежных политологов, в том числе китайских, отмечают [1], что озвученная российским лидером идея Большого евразийского партнерства в значительной степени базируется на научной концепции, изложенной в докладе, который был представлен Валдайским клубом.

В 2016 г. в ходе выступления на Петербургском международном экономическом форуме В. Путин впервые рассказал международной аудитории о российском видении Большого евразийского партнерства, куда предлагалось включить страны СНГ, ЕАЭС, ШОС и которое является открытым для присоединения других государств и международных интеграционных проектов.

Анализ приведенных фактов позволяется сделать вывод о том, что приоритетным направлением в работе БЕП является формирование новых форматов межгосударственного взаимодействия на пространстве Евразии, при этом одним из ключевых условий выступает поддержка идеи сопряжения евразийской интеграции и китайского проекта Экономического пояса Шелкового пути.

Чей проект шире?

Проект БЕП с географической точки зрения охватывает территорию всей Евразии и распространяется за пределы бывших советских республик. Это говорит о том, что евразийская интеграция в понимании российской стороны должна охватывать не только страны СНГ, но и страны Азии, Ближнего Востока. В этом смысле полноформатное взаимодействие Москвы и Пекина на стратегическом уровне имеет крайне важное значение для формирования положительных результатов сопряжения инициатив России и Китая, и в конечном счете — для построения БЕП [2].

Инициация Россией проекта Большого евразийского партнерства делает ее одним из ведущих участников евразийского интеграционного процесса наравне с Китаем, который реализует собственную интеграционную повестку в рамках проекта ЭПШП.

Китайский проект, который сейчас называется инициативой Пояса и пути, был выдвинут лидером Китая в 2013 г. ИПП объединяет две крупных формата — «Экономический пояс Шелкового пути», простирающийся из Китая в Западную Европу, и «Морской Шелковый путь XXI века», который идет из Китая через Индийский океан в направлении Средиземного моря. Изначально воспринимавшаяся как трансграничный проект инфраструктурного развития, инициатива Пояса и пути фактически стала отражением представлений политической элиты Пекина о более широком понимании Евразийской интеграции, осуществляемой в контексте китайских инициатив [3]. Пять основных направлений сотрудничества, продвигаемых в рамках ИПП — координация политических усилий, инфраструктурное строительство, беспрепятственная торговля, финансовая интеграция и активизация контактов между людьми — служат конечной цели построения «сообщества единой судьбы человечества». Это концепция, предложенная Си Цзиньпином международному сообществу в качестве базовой стратегии в развитии социализма с китайской спецификой в новую эпоху.

Если сравнивать ИПП с БЕП и ЕАЭС, то преимуществом китайской инициативы являются крупные инвестиции, которые Пекин обещает выделять участвующим сторонам. Это стало одним из ключевых факторов, объясняющих почему десятки стран так охотно заявили об участии в китайском проекте.

Обманчивое восприятие действительности

Со стороны может показаться, что у проекта БЕП есть конкурент на евразийском пространстве в лице китайского ЭПШП, что между Россией и Китаем неминуемо возникнет напряженность, вызванная конфликтом интересов. Однако детальное изучение политических действии Москвы и Пекина позволяет сделать вывод о том, что на практике реализуется абсолютно противоположный сценарий. Учитывая геополитические риски, к которым ведет необоснованная конкуренция в Евразии, политические руководители двух стран предлагают такие форматы двустороннего сотрудничества, которые позволяют делать акцент не на соперничестве, а на конструктивном сотрудничестве и учете взаимных интересов, то есть на сопряжении своих интеграционных проектов.

Подтверждением тому, что Москва и Пекин готовы целенаправленно взаимодействовать по вопросам евразийской интеграции, стала встреча лидеров двух стран весной 2015 г. Тогда было подписано Совместное заявление сотрудничестве по сопряжению ЕАЭС и ЭПШП, которое стало «залогом укрепления региональной экономической интеграции и гарантировало поддержание мира и стабильности на евразийском пространстве». Совместные инвестиции, транспортно-инфраструктурное развитие и создание в долгосрочной перспективе зоны свободной торговли между КНР и Евразийским экономическим союзом стали фундаментом для развития экономического сотрудничества в Евразии. На их основе возникли переговорные форматы, в рамках которых стало возможным вырабатывать новые инициативы и обсуждать конкретные проекты.

Во время официального визита В. Путина в Китай летом 2016 г. было сделано совместное заявление глав двух стран, в котором было отмечено, что «Москва и Пекин готовы координировать свои стратегии развития Евразии и продвигать идею строительства евразийского всеобъемлющего партнерства, основанного на принципах открытости, транспарентности и учета взаимных интересов».

Эта тенденции была продолжена и в последующие годы. В 2017 г. во время государственного визита китайского лидера в Москву стороны объявили «о дальнейшем укреплении отношений в рамках всеобъемлющего партнерства и стратегического взаимодействия между Москвой и Пекином». Минэкономразвития РФ и Министерство коммерции КНР подписали заявление о совместном технико-экономическом обосновании Соглашения о Евразийском экономическом партнерстве.

Одним из важных достижений переговорного процесса стала выработка единого подхода к реализации «суверенного равенства и невмешательства во внутренние дела» и пониманию термина «взаимного уважения выбранных путей развития» [4].

Актуализация стратегий взаимодействия Москвы и Пекина

Процесс формирования интеграционного потенциала БЕП осуществляется Россией при поддержке китайской стороны в рамках обмена визитами на высшем уровне, за счет включения соответствующих заявлений в общие итоговые заявления и декларации. При этом сторонами были налажены постоянные обмены визитами на высшем и среднем уровнях, включая поддержание регулярного диалога между главами министерств, ведомств, а также встречи руководителей профильных департаментов, отвечающих за развитие международного сотрудничества.

Научное сообщество также было привлечено к разработке стратегии российско-китайского взаимодействия. Политические эксперты предлагали свои идеи по осуществлению сопряжения интеграционных инициатив Москвы и Пекина. Например, Российский совет по международным делам, один из ведущих отечественных аналитических центров, реализует проект «Россия и Китай: партнерство в контексте вызовов безопасности и развития в АТР». C китайской стороны также реализуется проект при грантовой поддержке государства «Изучение возможностей сопряжения тенденций развития ИПП и БЕП». Рекомендации политологов двух стран совпадают в том, что обе интеграционные инициативы должны взаимодополнять друг друга, но не выступать препятствием для развития.

Методология аналитической работы в данном случае подразумевает тщательный анализ внутренней риторики, которая ведется на экспертном уровне, а также внимательное изучение официальных заявлений политического руководства и высших должностных лиц по тематике БЕП и ИПП. Работа на семинарах и конференциях с участием ведущих политиков и экспертов позволяет знакомиться с аналитическими материалами, на основе которых формируются экспертные рекомендации для лиц, принимающих политические решения.

Основная позиция российских экспертно-академических кругов заключается в стремлении найти общие интересы и строить БЕП, работая в сотрудничестве с Китаем. Значительная часть российских аналитиков рассматривают китайскую ИПП не как глобальную геополитическую стратегию, а как экономический проект, ориентированный, прежде всего, на решение внутренних задач Китая. Другая часть представителей экспертного сообщества критикует китайский проект за то, что у него отсутствуют четко заявленные цели, критерии оценки и временные рамки. В то же время высказываются идеи о том, что ИПП может стать для Москвы полезным инструментом в достижении ее целей [5].

Неблагоприятная экономическая конъюнктура и дефицит финансовых ресурсов России для реализации ее приоритетных целей развития могут быть в какой-то мере компенсированы за счет участия в инициативе Пояса и пути. Это позволяет получить поддержку в создании региональной инфраструктуры, нарастить транзитный потенциал ЕАЭС, получить дополнительные геополитические бонусы в виде формирования партнерства нового типа, отвечающего вызовам со стороны новых экономических объединений, к участию в которых не были приглашены ни Россия, ни Китай. Эти аргументы подтверждают стремление Москвы координировать с Пекином свои позиции в рамках интеграции БЕП в систему региональных отношений.

Некоторые китайские эксперты полагают, что проект Большого евразийского партнерства — это геополитическая стратегия Москвы, которая призвана восстановить политическое, экономическое и военное влияние России в постсоветских республиках [6]. В то же время события в Украине в 2014 г. рассматриваются как основной момент, который стал причиной того, что Кремль изменил приоритеты своей внешней политики, начав делать акцент на концепции Большой Евразии. Такой подход к интерпретации направлений российской внешней политики выглядит несколько упрощенным и не учитывает ряд важных фактов. Так, первопричиной «поворота России на Восток» не были санкции США и стран Европы. Смещение внешнеполитического фокуса Москвы от Большой Европы в сторону Азии — это геополитический и стратегический выбор российского политического руководства. Его основы закладывались в 2001 г., когда с Китаем был подписан Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве. Наращивание российско-китайского сотрудничества в первом десятилетии XXI в. происходило постепенно и параллельно с превращением Азиатско-тихоокеанского региона в центр глобального экономического развития.

Не следует забывать, что 400-миллиардный газовый контракт с Китаем, подписанный в 2015 г., начал обсуждаться именно 2006–2007 гг. Затем в 2009 г. была заключена самая крупная на тот момент в истории двусторонних отношений сделка по сотрудничеству в топливно-энергетической сфере (а именно — в нефтяной отрасли) на сумму около 100 млрд долл. Журналисты называли ее «сделкой века». Срок действия подобных контрактов рассчитывается как минимум на 20-30 лет и говорит о целенаправленном долгосрочном планировании рынков сбыта российской стороной. Таким образом, Москва задолго до украинских событий начала развивать азиатский вектор политико-экономического сотрудничества, что впоследствии вылилось в идею Большого евразийского партнерства.

Некоторые китайские политологи отмечают опасения Москвы по поводу инициативы Пояса и пути как позволяющей снизить российское влияние в странах ЦА. Недовольство российской стороны вызывает асимметрия внешнеэкономических возможностей Москвы и Пекина. У ИПП есть потенциал, чтобы быть использованной Китаем в качестве инструмента для трансформации экономического превосходства в политическое влияние.

Геополитические реалии двусторонней интеграции
Выдвижение БЕП является ответом на вызовы, которые ведут к снижению влияния России в регионе, а также позволяет усилить позиции Москвы в странах Центральной Азии, Ближнего Востока и АСЕАН. При этом базовые интересы Китая в регионе совпадают с интересами России, что говорит о потенциальном наличии большего количества точек взаимного развития, чем оснований для возникновения конкуренции между интеграционными инициативами БЕП и ИПП [7].

В плане экономики оба проекта отдают приоритет развитию транспортной инфраструктуры в Евразии, формированию новых транзитных коридоров и активизации торговли. С геополитической точки зрения, несмотря на существование конфликтного потенциала, его значение настолько мало, что он не сможет оказать существенного негативного влияния на реализацию двустороннего сотрудничества в среднесрочной перспективе. Однако в долгосрочной перспективе, когда интеграционные процессы в Евразии войдут в завершающую фазу, китайские аналитики не исключают, что Москва может заявить о новых, более амбициозных целях.

Отдельным фактором, который обусловил инициацию идеи Большого евразийского партнерства и инициативы Пояса и пути, стал сложившийся международный порядок, при котором доминирующее положение занимают западные страны. Независимо от того, кто занимает президентское кресло в Овальном кабинете, внешнеполитический дискурс Белого дома остается направленным против Москвы и Пекина, а действия администрации США ориентированы исключительно на сдерживание экономического развития России и Китая [8]. Именно поэтому развитие экономического взаимодействия на пространстве Евразии между Пекином и Москвой является одним из необходимых условий обеспечения социальной и политической стабильности в регионе.

Поддержание стабильности и безопасности в странах ЦА отвечает общим интересам Москвы и Пекина. В этом контексте Большое евразийское партнерство является более привлекательным для международных игроков проектом, поскольку позволяет опираться на опыт России для решения внутренних региональных проблем, включая комплекс культурных различий и вызовы безопасности.

Выводы и рекомендации

Во-первых, драйверами региональной интеграции на евразийском пространстве в обозримом будущем будут выступать два крупнейших игрока — Россия и Китай. Интеграционные инициативы, выдвигаемые различными странами, требуют выработки нового подхода к условиям их совместной реализации в целях повышения эффективности процессов евразийской интеграции.

Во-вторых, достижению положительных результатов в деятельности Большого евразийского партнерства будет способствовать расширение состава участников, включение в проект стран СНГ, Ближнего Востока и АСЕАН. Дополнительными факторами, позволяющими повысить уровень экономического взаимодействия, являются сопряжение с китайской инициативой Пояса и пути, а также использование потенциала ШОС.

В-третьих, в нормативных документах, определяющих направления и характер развития ШОС и инициативы Пояса и пути, заложены схожие принципы. Речь идет о приоритетности взаимовыгодного сотрудничества, равноправии больших и малых государств, уважении к различным формам государственного устройства, отсутствии навязывания условий политического развития. В результате ШОС и китайская ИПП активно стимулируют процесс формирования многополярной системы международных отношений, на укрепление которой также направлено Большое евразийское партнерство.

Кроме того, в современных международных отношениях ресурсы региональных организаций создают серьезные возможности для развития политического и экономического взаимодействия даже в условиях санкций и торговых ограничений со стороны некоторой части мирового сообщества. Выработанные ШОС механизмы межправительственного сотрудничества позволяют адаптировать деятельность международных институтов и интеграционных инициатив к новым геополитическим реалиям. В этом контексте рост авторитета ШОС и ее интеграция в систему региональных экономических отношений превращает эту структуру в мощный инструмент всестороннего развития на пространстве Евразии.

Наконец, проект БЕП не выступает конкурентом китайской инициативы Пояса и пути и не ведет к возникновению напряженности между Китаем и Россией. Действия политических руководителей двух стран показывают, что Москва и Пекин осознают риск возникновения геополитического соперничества, поэтому в совместных заявлениях последовательно указывается на приверженность выстраиванию взаимовыгодного сотрудничества, позволяющего совместно реализовывать интеграционные инициативы.

Юрий Кулинцев, Научный сотрудник Центра изучения стратегических проблем СВА и ШОС, ИДВ РАН, эксперт РСМД

Примечания

1. 李自国:大欧亚伙伴关系:重塑欧亚新秩序?[Li Ziguo. Greater Eurasian Partnership: Reshaping the Eurasian Order?], 国际问题研究 [International Studies], vol. 1, 2017. (in Chinese).

2. Лузянин С.Г., Клименко А.Ф. Сотрудничество России и Китая в ШОС по реализации концепции Большого евразийского партнерства // Китай в мировой и региональной политике. История и современность. Выпуск XXIV: ежегодное издание / сост., отв. ред. Е.И. Сафронова. - М.: ИДВРАН, 2019. - С.101.

3. Rolland Nadège. China’s Eurasian Century? Political and Strategic Implications of the Belt and Road Initiative, Seattle, WA: National Bureau of Asian Research, 2017.

4. Li Yongquan. The Greater Eurasian Partnership and the Belt and Road Initiative: Can the Two Be Linked? Journal of Eurasian Studies, vol. 9, no. 2, July 2018, pp. 94–99.

5. Timofeev Ivan, Yaroslav Lissovolik and Ludmila Filippova. Russia’s Vision of the Belt and Road Initiative: From the Rivalry of the Great Powers to Forging a New Cooperation Model in Eurasia, China and World Economy, vol. 25, no. 5, 2017, p. 65.

6. 赵传君,肖文辉。中国应如何回应普京的“大欧亚伙伴关系”计划 [Zhao Chuanjun,Xiao Wenhui. How Should China Respond to Putin’s ‘Greater Eurasian Partnership’ Plan], 经济研究导刊 [Economic Research Guide], no. 6, 2017, pp. 150-151. (in Chinese).

7. 杨雷. 俄罗斯大欧亚伙伴关系倡议的形成、实践及其影响 [Yang Lei. The formation, practice and influence of the Russia's Greater Eurasian Partnership Initiative], 欧亚经济 [Journal of Eurasian Economy], vol. 06, 2017, pp.57-72.(in Chinese).

8. Rolland Nadège. A China–Russia Condominium over Eurasia, IISS. Global Politics and Strategy. Vol. 61. January 2019. Pages: 7-22.

Источник