Год назад, 9 ноября 2020 года, в результате миротворческого вмешательства России была завершена Вторая карабахская война, жертвами которой стали тысячи военнослужащих и мирных граждан Азербайджана, Армении и непризнанной Нагорно-Карабахской Республики. О том, почему Россия заняла сдержанную позицию по отношению к своим соседям, пишет Тимофей Бордачёв, программный директор клуба «Валдай».
На протяжении всех военных действий Москва занимала сдержанную позицию, основанную на обозначенном президентом России в выступлении перед участниками конференции клуба «Валдай» 22 октября 2020 года тезисе о губительности конфликта между двумя в равной степени близкими к нам народами. Именно такой подход, несмотря на многочисленные обращённые к России призывы занять ту или иную сторону, позволил в конечном итоге не только добиться прекращения боевых действий, но и существенно усилить российские позиции в регионе Южного Кавказа.
В силу того, что Россия является доминирующей по своим совокупным силовым возможностям державой на всём окружающем её пространстве, оценка влияния этого конфликта на международную политику не может быть дана в отрыве от того, как Москва соотносит происходящие на её периферии процессы с собственными соображениями безопасности. Более того, именно этот аспект всей истории представляется принципиальным, когда мы пытаемся выйти за рамки сугубо описательного анализа ситуации. Другими словами, наибольшее значение имеет то, почему сама Россия повела себя год назад таким образом и, соответственно, какие решения она может принять в будущем применительно к этому или другому региону поблизости от своих границ.
Таким образом, есть все основания выделить три важнейших особенности, характеризующие российский подход к вопросам развития своего ближнего зарубежья. Во-первых, для России имеет принципиальное значение только один вопрос стратегического положения своих соседей – являются ли они самостоятельными державами или представляют собой территориальную базу для других стран, намерения которых могут представлять для Москвы предмет озабоченности. Во-вторых, для России положение дел на общем геополитическом пространстве с государствами, связанными с ней историческими отношениями, может рассматриваться не только в контексте интересов, но и под воздействием этических соображений. В-третьих, как и любая ядерная сверхдержава, Россия достаточно спокойно смотрит на процессы изменения соотношения сил между всеми остальными государствами. Последнее представляется наиболее важным для интерпретации российской политики, особенно на пространстве бывшего СССР.
Вооружённый конфликт на Южном Кавказе не привёл к значимым для России изменениям во внешнеполитическом положении стран, принимавших в нём участие. В отличие от вооружённого конфликта на востоке Украины и предшествовавшего ему переворота в Киеве, по результатам которого украинское государство фактически утратило свой суверенитет, обе закавказские державы сохранили способность сравнительно самостоятельно принимать внешнеполитические решения. Безусловно, произошло некоторое усиления сотрудничества между Баку и Анкарой и сейчас азербайджанские власти вынуждены более внимательно прислушиваться к интересам своих турецких партнёров. Однако Азербайджан не стал по итогам конфликта базой для потенциального развёртывания сил враждебных России государств в случае наступления военного времени. Что касается Армении, то усиление там российского влияния также не привело, как этого можно было опасаться, к диспропорциональному росту обязательств России в отношении этой страны или утере ей суверенитета. Появление на Южном Кавказе российского миротворческого контингента создало условия для более активного дипломатического вовлечения Москвы в региональные дела, что также снижает вероятность того, что какая-либо из рассматриваемых нами стран окажется под влиянием сил, намерения которых в отношении базовых интересов и ценностей России являются сейчас достаточно определёнными.
Если говорить о соседних с Азербайджаном и Арменией государствах – Иране и Турции, – то они по результатам последней войны стали ещё более вовлечены в дела бывшего постсоветского пространства. В течение прошедшего года мы могли наблюдать несколько примеров того, как на Южном Кавказе проявлялись турецкие и иранские интересы, а также вовлечение этих государств в дипломатический диалог с Россией по соответствующим вопросам. По сути, мы наблюдаем процесс постепенного втягивания Анкары и Тегерана в пространство, которое мы всё ещё называем постсоветским и на котором в военном отношении доминирует Россия.
Известно, что у части российского истеблишмента и экспертного сообщества этот процесс вызывает опасения и даже тревогу. Однако если учитывать общее соотношение сил между Россией и двумя интересующими нас державами, то последнее слово в любом споре всегда останется за Москвой. Тем более что Иран является сейчас противником Запада и останется таковым в любой обозримой перспективе, а Турция при президенте Эрдогане не демонстрирует способности к примирению со своими формальными союзниками по НАТО. В итоге сейчас развитие отношений с этими государствами в большей степени, чем когда-либо раньше, зависит не от динамики глобального баланса сил, а от способности самой России выстраивать с ними дипломатическое и силовое взаимодействие.
Мы видели, что российское вмешательство в конфликт и то, как он был остановлен, стало результатом не только калькуляции интересов, но и определённого морального выбора. Армения является формальным союзником Москвы в рамках Организации договора о коллективной безопасности, но Азербайджан не в меньшей мере разделяет с Россией общее геополитическое пространство, характеризующееся значительным количеством человеческих и культурных связей. Такой комплексный характер отношений с обеими державами сам по себе диктует России присутствие в принимаемых решениях сильной этической составляющей.
И если в данном конкретном случае следование моральному выбору стало фактором политического успеха, то в будущем мы не можем исключать вероятность того, что Москве будет сложнее придерживаться позиции равной удалённости от конфликтующих сторон. Это, собственно говоря, касается практически любых потенциальных очагов напряжённости на пространстве, окружающем Россию, за исключением тех случаев, как на Украине или в Грузии, где она имеет дело не с интересами самих этих стран, а с волей и давлением внешних могущественных держав.
Однако даже такие уникальные особенности взаимодействия с соседями могут иметь только корректирующее воздействие на наиболее значимый фактор, определяющий природу отношений России и её соседей – её уникальные военные возможности. В данном случае для нас принципиальное значение имеет даже не то, что Россия многократно превосходит по своими силовым возможностям все страны, кроме Китая, которые её окружают, и даже их собственных соседей. Принципиальным является общее положение России как одной из трёх ядерных держав, безопасность которых зависит не от регионального, а от глобального баланса сил.
В том случае, если соседи России – или их соседи – в результате взаимодействия между собой не теряют свой суверенитет в пользу США или Китая, любые изменения соотношения сил между ними не имеют для Москвы принципиального значения. Поэтому, нравится нам это или нет, но участие России в делах государств, расположенных на её периферии, всегда будет продиктовано в наибольшей степени именно упомянутыми выше этическими соображениями. А то, что по итогам, как и в данном конкретном случае, её позиции станут более убедительными, связано исключительно с геополитическим положением России и местом, которое она занимает в силовой композиции Евразии.
Тимофей Бордачёв, программный директор клуба «Валдай»