Поколенческий разрыв между политиками разного возраста в европейских странах, прежде всего во Франции, откуда сейчас звучат столь яркие высказывания, – вещь не умозрительная. И хотя нет какого-то универсального правила, подход к анализу международных отношений политиков, дипломатов, экспертов старшего поколения действительно отличается от того, каким руководствуются современные деятели.
Когда, например, автор статьи предлагает нюансированный взгляд на вещи, апеллирует к историческим примерам, помещает происходящее в контекст, призывает к сдержанности и отказу от максимализма, – можно с уверенностью утверждать, что это бывший министр или дипломат, в общем – человек пенсионного или предпенсионного возраста.
Этот поколенческий разрыв в восприятии международных отношений, войн и политики в целом объясняется рядом факторов. Прежде всего, разный исторический опыт. Войны, которые ведут нынешние политики – это виртуальные войны. Реальность поля боя для них – абстракция. Последним президентом, участвовавшим в реальных военных действиях, был Жак Ширак, который служил в Алжире в 1956–1957 г. и был ранен. Ширак останется в истории Франции в первую очередь как президент, который отказался участвовать в американском вторжении в Ирак. В свою очередь, Эммануэль Макрон – первый французский лидер, вообще не проходивший военной службы, так как всеобщая воинская повинность была отменена во Франции в 1977 году.
Помимо того, есть ещё несколько объяснений феномену «устойчивой деградации элит» (термин предложен Россом Дута, обозревателем The New York Times).
Это снижение качества общего образования и уровня знаний. Множество исследований за последние двадцать лет показывает падение среднего уровня знаний, будь то во Франции, в США или ряде других стран. Нередко обнаруживается, что студенты, попавшие в вузы, не умеют правильно писать, формулировать мысли и делать то, с чем ещё тридцать-сорок лет назад легко справлялись ученики средней школы. Речь идёт не только о французском, но и о математике, истории, литературе – число и сложность литературных и исторических текстов, обязательных для прочтения, резко сократилось. Но вопрос не только в количестве материалов и часов подготовки – в целом изменился подход к школьной системе и её задачам.
Школьная система, которая сложилась при Третьей Республике и ставила целью формирование граждан, сплочённых общими ценностями, стала меняться после Второй мировой и особенно после мая 1968 года. Так называемый «национальный роман», «эпос» – героизированное прочтение истории – был выброшен на свалку как слишком «националистический». Преподавание родной истории было решено сделать «максимально нейтральным, правдивым и инклюзивным», в результате у учеников исчезли не только патриотические чувства, но чувство причастности национальной истории и в значительной степени – интерес к истории как таковой.
"Видение политического процесса становится антиисторическим; нельзя не отметить, как, обсуждая сегодняшние кризисы, многие политики, эксперты и комментаторы отметают исторические доводы, заявляя, что незачем разглядывать старые карты и искать в прошлом объяснения сегодняшних реалий".
Следующий аспект – это профессиональная подготовка элит. Здесь специалисты называют в качестве переломного момента 1990-е гг., когда национальные вузы, готовившие высшие кадры, начинают выпускать не служителей государства, а поливалентных управленцев, менеджеров и технократов, для которых работа на государственные структуры рассматривается не как важная и достойная миссия, а зачастую как трамплин для работы в частной структуре. Переходы из госсектора в частный и обратно становятся обычным делом. Управление государства видится как нечто, мало отличающееся от управления частной фирмой. Вспомним макроновский девиз – «Франция должна стать start—up nation».
Это измельчание функции государственного деятеля связано с объективными процессами. В 1980–1990-е гг. – активизируется евростроительство и передача функций управления наднациональным структурам, юридическим, финансовым органам, в национальном ведении остаётся всё меньше прерогатив.
Наконец самостоятельность политиков ограничивается самим устройством и функционированием информационной среды: тренды, повестка задаются «диктатурой общественного мнения» (вернее тех, кто претендует на его выражение). От политиков ждут ежедневной незамедлительной реакции на события, поэтому они постоянно заняты коммуникацией. На то, чтобы заниматься долгосрочными вопросами, требующими обстоятельной подготовки, у них просто нет времени.
Наконец, ещё один момент, который важен для понимания поколенческого разрыва в видении мировой политики – сдвиг в восприятии исторической роли держав участниц холодной войны. И в самовосприятии европейцев.
Современные элиты, получавшие образование в 1990-е гг., это поколения, которые сформировались в униполярный момент и которые интегрировали его императивы как абсолютно естественные, потому что выросли в среде, насквозь пронизанной американской культурой, ставшей французам и европейцам более знакомой и родной, чем их собственная культура.
Известный французский интеллектуал Режис Дебрэ несколько лет назад написал книгу «Как мы все стали американцами». Он объясняет почему Франция смирилась с ролью доминиона, вассала; почему она (и другие страны Европы) безропотно принимает шантаж, рэкет, шпионаж, поборы, вмешательство во внутренние дела и прочее. Именно потому, что американская сверхдержава не представляется им чужой.
"Американизация Старого Света, начавшаяся с планом Маршалла, не переставала нарастать".
Дебрэ хорошо описывает, как десятилетия потребления американской продукции – материальной и культурной – привели к изменению образа жизни и самосознания французов. Американизация умов достигла такого уровня, что она уже не воспринимается как нечто навязанное извне, пишет он.
В этой картине мира роль Соединённых Штатов и СССР в победе над нацизмом видится иначе, чем в картине мира предыдущих поколений. Если в послевоенные времена большинство французов признавало ключевую роль Советского Союза, сегодня такие в меньшинстве. Когда отмечается дата высадки союзников в Нормандии (6 июня 2024 г. будет отмечаться 80-летний юбилей), то Нормандия – это явно момент и место американской славы (в ущерб и английским союзникам). Сегодня даже странно вспомнить, что лидер «Свободной Франции» Шарль де Голль наотрез отказывался участвовать в этих празднествах, так как видел в высадке в Нормандии, о которой его известили в последний момент, ни больше ни меньше – как попытку оккупации Франции американцами.
Многие из сегодняшних представителей элиты – политиков, экспертов – проходили обучение в США и американских институтах, Макрон в том числе. В самой кузнице французских элит, Институте политических наук, более половины занятий ведутся по-английски. Главным признанием работы эксперта-международника является приглашение в американский think—tank. Таким образом, «ментальная экосистема» современных элит создана по американским стандартам. Они сформировались в той интеллектуальной матрице, что навязывает американское видение права, политики, экономики, истории и, конечно, международных отношений. Примечательно то, что Дебрэ называл Макрона «первым насквозь американским президентом».
Наталия Руткевич, журналист