(Доклад директора Института ЕврАзЭС Владимира Лепехина на Круглом столе «Промышленная политика Армении и евразийская интеграция» в рамках Московского экономического Форума 27 марта 2014 года)
Нередко приходится слышать мнение, что экономической науки как таковой не существует, а есть лишь экономикс – инструментарий, позволяющий решать некоторые конкретные, прикладные задачи в экономической сфере. Отчасти это верно - в том смысле, что, несмотря на обилие в научной среде экономических теорий, подлинного объективного и универсального знания среди них действительно не видно: сколько экономистов, столько и мнений. С моей точки зрения, среди обилия экономических теорий, концепций и подходов сегодня в мире доминирует одна экономическая теория (она же – методология), которую некоторое время назад можно было определить термином «политэкономия капитализма», а сегодня уже стоит определять понятиями «политэкономия глобализма» или, что более верно, «политэкономией глобального капитализма».
Соответственно, все, что не укладывается в рамки названной теории и методологии, экономической наукой сегодня не считается, хотя на самом деле названная политэкономическая теория-доктрина также имеет мало отношения к собственно научному знанию. Во всяком случае, любой объективный (а значит – близкий к научному) анализ происходящих в мировой экономике процессов неизбежно восстает против основных положений ведущих концептов официальных экономических стратегов Запада.
Таким образом, сегодня десятки тысяч евро-американских (а вслед за ними – российских и иных) ученых-экономистов заняты, по сути, тем, что пытаются совершенствовать теорию и практику «глобальной экономики», не смея выйти за её рамки. Продолжение обсуждения и описания плюсов и минусов «единственно-верного» монетаристского подхода к анализу экономических процессов – вот чем по преимуществу занимается современная экономическая квазинаука.
Между тем известно, что мировая экономика находится сегодня в глубоком кризисе, если не в тупике, а её глобализация (в особенности в продвигаемом Западом формате монополизации и сверхцентрализации функций лидерства) встречает сопротивление со стороны разного рода сил, заинтересованных как в развитии научного знания, так и в становлении многополярного мира и, как следствие, - в наличии некоторого множества конкурентных и суверенных мировых экономических, политических, информационных и др. центров… Архитектура глобальной экономики, увы, приемлет только один дизайн конструкции мировой системы десижн-мейкинга - пирамидальный, и хотя в этой системе пока еще существуют несколько конкурирующих центров приятия решений (Вашингтон, Лондон, Гонконг), тенденция развития мировой экономики такова, что это относительное и формальное множество очевидно стремится к установлению фактической монополии… В любом случае, Россия сегодня является периферией глобальной экономики, для которой характерны все черты провинциальной, колониальной и все более зависимой, а потому неустойчивой, неэффективной и высокорисковой экономической системы.
В России сегодня нет осмысленного элитами и общепринятого – на федеральном уровне - взгляда на проблемы национальной экономики, нет основанной на научном подходе и аналитическом методе экономической стратегии, но есть две прямо противоположных и взаимоисключающих экономических тактики. Первая тактика, опирающаяся на общую теорию глобального капитализма, – это курс на продолжение «либеральных реформ» и приведение российской экономики к общекапиталистическому знаменателю. И вторая тактика – это линия на сохранение некой суверенности в принятии экономических решений и проведение более или менее самостоятельной экономической политики при опоре на государственные институции. Аналогичное сочетание двух тактик мы видим в Армении и в некоторых других странах постсоветского пространства, стремящихся к сохранению реального национального суверенитета (Казахстан, Белоруссия, Азербайджан и др.) перед лицом растущих внешних угроз.
Россия – не единственная страна, элиты которой с разной степенью активности стремятся избежать поглощения национальной экономики глобальным рынком, но, пожалуй, единственная из стремящихся к суверенности стран, позиция которой достаточно значима в геополитическом масштабе. И в этом смысле, поиск и обретение Россией и группой связанных с ней евразийских стран суверенной и эффективной экономической модели становится не просто способом выживания, но предметом Большой геополитической игры.
Альтернатива глобальной экономической теории – это, как видится многим, концепты региональной экономики. В данном контексте Таможенный союз Белоруссии, Казахстана и России, как и формирующийся на базе ТС Евразийский экономический союз – это, очевидно, региональные проекты, призванные защитить внутренние рынки ряда постсоветских стран от наступления глобального и агрессивного мегарынка, смягчить процессы и последствия поглощения глобальной субъектностью национальных экономик. Вместе с тем, Таможенный союз (а также ЕЭП, ЕАЭС и иные форматы постсоветской интеграции) – очевидная альтернатива глобальным игрокам не только в «территориальном» разрезе, то есть по линии противостояния «глобальный-региональный», но также в содержательно-качественном смысле: по линиям «пирамидальный-горизонтальный», «централизованный-сетевой», «монополизированный-многополюсный», «евроамериканский-евразийский», «зависимый-суверенный», «либеральный-прагматичный», «олигархический-народный», «капиталистический-иной».
Выбирая из двух альтернативных моделей экономической интеграции – глобальной и региональной – оптимальную для себя модель, Республика Армения, как известно, сделала выбор в пользу регионального проекта. Западные и прозападные экономисты утверждают, что руководство Армении якобы выбирало между эффективной (западной) и неэффективной (российской) моделями экономики, совершив в итоге ошибку. Мы же считаем, что дилемма – применительно к Армении - заключалась в ином: либо согласиться с превращением национальной экономики в один из зависимо-периферийных сегментов глобальной (западной) экономической системы со всеми вытекающими из этого факта последствиями (разорением и «оцифровыванием» населения, уничтожением национальной индустрии, потерей возможности самостоятельно определять свою судьбу и т.п.), либо попытаться сохранить собственную экономику как суверенную.
Армения (в отличие от целого ряда стран Восточной Европы) приняла мудрое решение: она выбрала экономический суверенитет, а вместе с этим получила шанс на реальное и самостоятельное экономическое развитие в рамках своей собственной национально-цивилизационной идентичности. Она получила реальную возможность стать равноправным соучредителем Евразийского экономического союза и тем самым самостоятельно определять свои планы и перспективы.
Формирование евразийской экономики – это серьезный шанс не только для Армении, но также для целой группы государств постсоветского пространства, включая Россию, стремящихся к сохранению возможностей и перспектив на устойчивое и сбалансированное экономическое развитие. И это тот тренд, который является сегодня, может быть, самым ценным и актуальным в мировой экономике. Таким образом, с точки зрения развития экономической науки, важнейшим объектом исследований экономистов сегодня должна стать – наряду с изучением проблем и процессов глобализации – разработка теории СУВЕРЕННОЙ ЭКОНОМИКИ.
Разработка теории, методологии и инструментария суверенной экономики весьма важна сегодня, прежде всего, для Российской Федерации, для которой, как мы уже отметили ранее, характерно наличие двух принципиально различных и даже взаимоисключающих экономических тактик. В силу наличия названной концептуальной шизофрении, в современной России, наряду с форматами проведения многочисленных экономических инвестиционных форумов (Санкт-Петербургского, Сочинского, Красноярского и других) утвердился также формат двух ключевых и альтернативных политэкономических площадок. Первая такая площадка – Гайдаровский Форум, вторая – Московский экономический форум.
Ежегодный Гайдаровский Форум призван консолидировать так называемых «экономических убийц» - либеральных политиков и экономистов, содействующих трансформации российской экономики в экономику зависимого и периферийного типа. Вторая площадка призвана выработать и представить некую альтернативу первой – ровно в той системе координат, которую мы определили как противостояние, прежде всего, по линии «капиталистический-иной».
Я внимательно изучил темы заседаний и круглых столов Московского экономического Форума и считаю, что утвержденная организаторами мероприятия проблематика сверхактуальна, но сформулирована она политизировано – в основном по принципу отрицания основных постулатов либеральной экономикс с позиции больше постсоветских, чем модернизационных, и больше маргинальных, чем инновационных подходов и все тех же – хотя и не либеральных - экономикс. Выработка альтернативного концепта на основе «политэкономии социализма» для многих российских экономистов, позиционирующих себя как противников и оппонентов либерально-монетаристских подходов и школ, становится самоцелью – и это, как я полагаю, серьезный минус сегодняшнего мероприятия. (В частности, на Круглый стол МЭФ, посвященный евразийской экономике, не были приглашены ни специалисты ЕЭК, ни представители Института ЕврАзЭС, ни члены Научного Совета РАН по евразийской экономической интеграции, более чем кто-либо продвинувшиеся в вопросах теории и методологии «политэкономии евразийства»)… Между тем, выработка новой экономической доктрины евразийской экономики – задача не тусовочно-корпоративного, но общенационального масштаба.
Эффективная и действительно инновационная экономическая теория, безусловно, далека от содержания докладов участников Гайдаровских форумов, однако же она далека и от содержания большинства тех докладов и выступлений, что звучат в рамках мероприятий МЭФ. Модели суверенной и одновременно эффективной экономики, с моей точки зрения, находятся за пределами и классической экономической теории капитализма, и той модели, которую принятой называть социалистической или социал-реформистской… Насущная задача экономической науки (во всяком случае – российской экономической мысли) сегодня состоит не в том, чтобы усовершенствовать экономику капитализма и приспособить её для нужд группы евразийских стран, и не в том, чтобы заменить эту экономику какой-то прямо противоположной моделью (условно: заменить частную собственность государственной, приватизацию национализацией, ссудный процент демереджем, свободную конкуренцию планированием, ВТО совокупностью Таможенных союзов, а Европейскую Зону свободной торговли аналогичной ЗСТ СНГ), но в том, чтобы найти оптимальную и прагматичную формулу обустройства национальной экономики, основными качественными показателями которой стали бы её эффективность и конкурентоспособность.
Сегодня в пространстве евразийской экономики выразителями такой - прагматичной позиции выступают Президенты России и Казахстана Владимир Путин и Нурсултан Назарбаев, которые формулируют перед правительствами названных стран задачи именно в предельно прагматичном и деполитизированном ключе, вызывая критику в свой адрес со стороны «левых» и «правых» экономистов, стремящихся подвести экономические системы России и Казахстана под «конкретные» (капиталистические или социалистические) критерии, понятия и принципы. Оба президента не дают национальным экономикам ни «слиться» под глобальные рынки (как это случилось с экономиками большинства вестернизированных стран Восточной Европы и бывшего СССР), ни вернуться в административно-расточительное прошлое. Но сегодня – после событий на Украине - ситуация с экономиками стран ЕЭП существенно усложнилась. Так, если президентам евразийских стран до сих пор приходилось балансировать между либеральной и постсоветской моделями экономического развития (между задачами модернизации страны и потребностями политической стабилизации), то ситуация вокруг Украины и, в частности, поглощение технологически связанной с ТС украинской экономики евроструктурами и санкции западных стран в отношении России подтолкнули российское руководство к поиску вариантов и схем МОБИЛИЗАЦИОННОГО развития.
Все названные дилеммы, а теперь уже и трилемма характерны сегодня не только для России, но также для Армении и всех без исключения стран постсоветского пространства. Таким образом, формула суверенной экономики в странах ЕЭП и ЕАЭС очевидно должна строиться на сочетании задач модернизационного развития национальной экономики (в его не вестернизированном варианте) с задачами мобилизационного (в его не административном варианте) развития.
Возможно ли решение на пространстве Евразии такой многоцелевой и сверхмногофакторной задачи? Это покажет время. В завершение же хочется отметить, что суверенность – то качество, та характеристика национальной экономики, которая открывает перед любой суверенной страной возможности модернизационного рывка. Такие возможности открываются сегодня перед Крымом, избравшим, как известно, путь суверенного развития, перед Арменией, подписавшей Договор о присоединении к ЕАЭС, а также перед Россией, вынужденной противостоять давлению со стороны глобальных игроков путем обращения к своим собственным ресурсам и технологиям самомобилизации.
Кто-то из руководителей Крыма уже говорил о том, что полуострову подошла бы сингапурская модель экономического развития. С моей точки зрения, сравнение Крыма с Сингапуром вряд ли корректно. А вот проведение параллелей между Крымом и Арменией, с одной стороны, и, например, Тайванем или Южной Кореей вполне уместно. Полагаю, что руководство Армении должно внимательнее посмотреть на экономический опыт названных стран. Формирование в Республике национальной модели суверенной и эффективной экономики при участии стратегических инвесторов, какими могли бы стать Россия и Иран (в Южной Корее такими инвесторами стали сначала США, а затем Япония) – вот та стратегия, которая могла бы дать реальные плоды уже в ближайшее время.
Источник: www.sojuzinfo.am