Международное сотрудничество в Арктике трансформируется, в том числе и в сфере энергетики. Какие государства и компании после «поворота на Восток» стали новыми партнерами по энергетическим арктическим проектам России? Обладают ли они достаточным потенциалом и могут ли «заменить» традиционных арктических партнеров? Какое влияние происходящие изменения оказывают на будущее развитие Арктического региона? Ответы на эти и другие вопросы — в интервью с Андреем Криворотовым, к.э.н., доцентом Кафедры управления инновациями МГИМО МИД России, экспертом РСМД.
– В последние годы международное сотрудничество в Арктике претерпевает значительные изменения, касающиеся и взаимодействия по энергетическим проектам. Если раньше Россия отдавала предпочтение выстраиваю взаимодействия с традиционными арктическими государствами и компаниями из этих стран, то сейчас происходит диверсификация сотрудничества, даже, скорее, «поворот на Восток». Андрей Константинович, как бы Вы могли прокомментировать складывающуюся ситуацию?
– Начать следовало бы с того, что в Арктике партнерами российских компаний ТЭК — «Роснефти», «Газпрома», «Лукойла», ТНК, «НОВАТЭК» — выступали, и вполне намеренно, нефтяники самых различных стран. Среди них, в частности, были компании из арктических государств: США (ExxonMobil и ConocoPhillips), Норвегии (Statoil и Norsk Hydro, слившиеся позднее в нынешний Equinor), Финляндии (Neste, ныне Fortum). Были фирмы из европейских государств — неарктических, но имеющих давний опыт работы в Заполярье, таких как Франция (Total, ныне TotalEnergies), ФРГ (Ruhrgas, ныне Uniper), Великобритания и Нидерланды (Shell, BP), Италии (Eni) и др. Проводились переговоры, которые в ряде случаев привели к очень серьезному сотрудничеству с компаниями из стран, ранее не проявлявших большого интереса к Арктике, — Австрии, КНР, Японии, Индии, Вьетнама, Сингапура, ОАЭ. Компании еще большего числа стран (среди них почти все члены ЕС) закупали нефть, газ и уголь, добытые в Арктической зоне России (АЗРФ).
Поставки оборудования и оказание услуг осуществляли подрядчики, финансовые и юридические консультанты из упоминавшихся западноевропейских и азиатских государств и США, а также Швейцарии, Южной Кореи, Турции и др. К примеру, единственная на арктическом шельфе России морская ледостойкая стационарная платформа (МЛСП) «Приразломная» почти на 90% по стоимости состояла из импортных узлов и агрегатов, около четверти из них поступило из Норвегии. Страны Запада, однако, прервали данные связи после событий 2014 г., введя санкции на поставку в Россию оборудования для арктической и глубоководной разведки и добычи углеводородов. С этого момента не только особенно актуализировалась задача импортозамещения в ТЭК, но и началось общее торможение отношений с западным бизнесом. Промышленники и банкиры этих стран опасались, что любой контракт, не попавший под санкции, может быть включен в их очередной пакет. Такая обстановка, безусловно, сдерживала сотрудничество, особенно в инвестиционной сфере.
В этом смысле полный уход из России, объявленный западными нефтяными компаниями после февраля 2022 г., не был совсем неожиданным и не оставил наш ТЭК «в одиночестве». Но изменения были, безусловно, весьма значимыми, поскольку покидающие Россию партнеры обладали высокой квалификацией и востребованными технологиями. Особенно актуальны они в таких передовых областях, как бурение наклонно-направленных, горизонтальных и «умных» скважин, освоение арктического шельфа (включая бесплатформенные решения с донным заканчиванием), гидроразрыв пласта, производство особо мощных компрессоров, цифровых управляющих устройств, прикладного программного обеспечения, оборудования для глубокой нефтепереработки и сжижения газа. Достаточно болезненным стал отказ стран Запада, особенно ЕС, от закупок российских арктических нефти и трубопроводного газа, потребовавший срочной переориентации экспортных потоков (при этом, что интересно, поставки СПГ и газового конденсата продолжались в прежнем режиме). Последствия разрыва этих кооперационных связей весьма долгосрочны. И Россия, и страны Западной Европы адаптируются к ним, но, думается, еще не ощутили их в полной мере.
– Какая динамика наблюдается на фоне ухода западных партнеров? Вы отметили, что этот процесс не был неожиданным, тем не менее на адаптацию к новым условиям нужно время. На Ваш взгляд, удалось ли в столь короткие сроки выйти на взаимовыгодные позиции с новыми партнерами и найти общие подходы и интересы?
– Взаимодействие на Крайнем Севере с азиатскими партнерами, как мы видели, началось уже более десятилетия назад и развивалось параллельно с ростом их интереса к Арктике. Резкое его оживление в минувшие два года, тактически говоря, вынужденно носило несколько форсированный характер, но сам этот процесс представляется совершенно оправданным элементом общего «поворота на Восток».
С одной стороны, именно зона АТР сейчас демонстрирует наиболее высокие и устойчивые темпы экономического роста и технологического развития. Стратегическая задача России — воспользоваться своим широким выходом на Тихий океан для полноценного включения в этот процесс, в том числе через торгово-инвестиционное сотрудничество с компаниями стран — восходящих лидеров. Энергетические ресурсы нашей Арктики, особенно азиатской, принадлежат к числу достаточно немногих активов России, которые могут представлять для них серьезный коммерческий интерес. И здесь надо вести речь не только о традиционных нефти и газе, но и о потенциале возобновляемой энергетики, критически важных металлах (особенно редкоземельных), производстве водорода. Показательными примерами служат первые арктические ветропарки, построенные до 2021 г. в якутском Тикси и в Мурманской области с участием, соответственно, японских и итальянских компаний.
С другой стороны, государства не только Азии, но даже Африки и Южной Америки проявляют растущий интерес к Арктике, видя в ней для себя новые политические и деловые возможности. Борьба за привлечение внерегиональных «игроков» станет важным элементом грядущей заполярной динамики, и у России как единственной азиатской арктической страны в этом смысле имеется колоссальное естественное преимущество.
Государства региона будут неформально конкурировать за создание наиболее привлекательного образа будущей Арктики. При этом в ее западной (теперь уже целиком принадлежавшей странам НАТО) половине США, опираясь на поддержку Канады, Швеции, ЕС, крупных банков и НКО, намерены продвигать жесткую «зеленую повестку», добиваясь свертывания нефтегазодобычи. Россия в такой обстановке призвана на деле предложить более гармоничную модель сосуществования «старой» и «новой» энергетики.
– Какие государства и компании стали к настоящему моменту основными партерами по проектам России в Арктике, и по каким именно направлениям развивается взаимодействие?
– Объективная проблема заключается в том, что фирмы из Азии обладают ограниченным, а порой и нулевым опытом работы в сложных условиях Заполярья. Наибольшие компетенции приобрели китайские компании, которые, в частности, представлены во всех арктических СПГ-проектах — российских «Ямал СПГ» и «Арктик СПГ – 2», норвежском «Снёвит» (Snøhvit). На Ямал фирмы из КНР поставляли криогенные теплообменники, сформировав на этих заказах новую для себя отрасль. Китайская плавучая буровая «Нанхай-9» отработала несколько сезонов в арктических морях России. Индийские компании приобрели 49,9% акций «Ванкора» — пилотного проекта «Роснефти» на Таймыре. Областью, где с азиатскими гигантами возможен и уже ведется полноценный взаимообмен, является фундаментальное и прикладное изучение вечной мерзлоты. Гималаи с их нетающими снегами не зря называют «третьим полюсом».
Бесспорным лидером в строительстве крупнотоннажных судов, включая танкеры ледового класса, является Южная Корея, хотя в последнее время она, как известно, свертывает сотрудничество с российскими партнерами. Верфи Турции, которая также проявляет возросший интерес к полярным районам, строили суда для работы в Арктике по заказам «Росатома» и «Росморпорта», вели аналогичные переговоры с «НОВАТЭК».
В остальном же сотрудничество с азиатскими и африканскими компаниями в Арктике будет пока выраженно асимметричным — они представляют интерес в первую очередь в плане привлечения инвестиций, освоения новых рынков сбыта и логистических цепочек. Последнее особенно актуально в свете глобальной тенденции нефтегазового рынка, где спрос заметно смещается на юг.
– Это действительно новая эпоха международного сотрудничества в Арктике для России. На Ваш взгляд, какие основные задачи стоят перед Москвой в меняющихся условиях? С какими рисками есть вероятность столкнуться?
– Перед Россией как принимающей страной эта ситуация ставит новые крупные задачи. Инвесторам из тех же стран Ближнего Востока или АСЕАН, идущим в АЗРФ, необходимо обеспечить конкурентоспособные условия (причем в условиях всемерного политизированного противодействия США). Параллельно с этим России для собственных нужд и для повышения своей привлекательности как партнера необходимо срочно наращивать собственную научно-промышленную базу, способную обеспечивать арктический ТЭК, в том числе высокотехнологичными продуктами. И в условиях, когда Россия тратит на НИОКР порядка 1% ВВП, зарубежные арктические государства — 2–2,5%, а Южная Корея — 3,5%, это едва ли достижимо. Еще из официальной статистики: в России инновации внедряют 7,8% компаний по добыче полезных ископаемых, а в соседней Норвегии — 50%. Сотрудничая с неарктическими государствами, для нашей страны равно опасно оказаться в положении как донора уникальных технологий и ноу-хау, так и однобокого импортера оборудования в обмен на поставки сырья из АЗРФ. Причем, поскольку коллективные механизмы взаимодействия в рамках Арктического совета более фактически не работают, то правила также придется вырабатывать самостоятельно.
Подготовила Наталья Вяхирева