Дипломатический Перл-Харбор, или апофеоз Бодрийяра

Кремль не уклоняется от риска, но он и не безрассуден

Джеймс Шерр, Чатэм-Хаус

Дипломатия, подкреплённая силой

Максима послевоенной внешнеполитической философии США

Мир как воля и представление

Шопенгауэр

Пресс-конференция президента В. Путина 23 декабря внесла ясность в вопрос о том, когда и на каких условиях ждать развязки вызревавшего в течение года кризиса в отношениях России с Западом. Корреспондент «Скай-ньюс» только тогда поняла, зачем ее приглашали, когда услышала ответ на свой вопрос, и поэтому была явно ошарашена. И это при том, что западные СМИ создали президенту России образ человека, который высказывается предельно прямо (blunt talking) и поступает, как правило, вопреки тому, что от него ожидают в западных столицах. 

Сильный эмоциональный заряд прозвучавших высказываний четко давал понять, что мы ждём удовлетворения наших требований полностью и немедленно, причём в формате юридически обязывающих договоренностей, а не закулисных сделок и обещаний за чей бы то ни было счёт. Если не получится договориться сейчас, то все равно Западу захочется получить от нас гарантии безопасности восточноевропейских членов НАТО, которые мы обменяем на американские. Поэтому разговор можно будет продолжить потом с места, где мы остановимся в середине января.

Выбранная дата последнего разговора Дж. Байдена с В. Путиным не могла быть более символичной — 7 декабря исполнялось 80 лет нападения Японии на Перл-Харбор, которое ввело Америку во Вторую мировую войну. Можно говорить о дипломатическом Бородино и Полтаве, но Перл-Харбор уместен ещё и потому, что речь шла о полной неожиданности и ответе Токио на экономические санкции (нефтяная блокада). Американский президент, надо полагать, не подозревал, что «за углом» его ждёт дипломатический эквивалент этого события (большой вопрос, чем занимается ЦРУ, да ещё при бывшем после в Москве, человеке рациональном и умеренных взглядов). Ясно стало только тогда, когда 15 декабря американской стороне передавали на Смоленской площади проекты наших договорных документом. Тогда, возможно, прозвучали слова «ультиматум» и «объявление войны», на что было сказано, столь же предположительно, что мы хотим, наоборот, уладить вопрос политико-дипломатическими средствами. Думаю, что последовавший шок в Вашингтоне (эффект нашего демарша усилило обнародование переданных проектов) ещё опишут сами американцы. Стало понятно, что ситуацию не замотать посредством вязких переговоров и ссылками на мнение союзников и Конгресса. Американская сторона не спешит выставить нам свои требования (об этом Белый дом заявлял): надо полагать, потому, что мы бы их поймали на слове и предложили все включить в наш текст?

Судя по всему, американцы ищут пути частичного удовлетворения наших требований на путях «взаимной деэскалации»: нашей — на границе с Украиной и их — вдоль всей нашей западной границы на суше, в воздухе и на море (об этом можно будет судить по «рождественской паузе» в их разведактивности, которая пришлась бы весьма кстати). Не исключено, что об этом говорят контакты на уровне наших начальников генштабов. Осторожные американские военные, предположу, стремятся также получить гарантии того, что американцы не пострадают на Украине и их можно будет вовремя вывести безопасными путями. Припоминаю, как в августе 2008 г. Посольство США в Москве не слезало с телефонов МИДа, дабы исключить любые случайности с переброской американской военно-транспортной авиацией грузинской бригады из Ирака домой. Допускаю, что они готовы пожертвовать всем кроме своих объектов глобальной ПРО в Румынии и Польше (они могут быть «свёрнуты»/phased out без лишнего шума в определенный промежуток времени; в своё время именно эта формула, предложенная Г. Киссинджером, правда, без указания срока, помогла развязать ситуацию по Западному Берлину). Эскалация — тоже изобретение Киссинджера.

Но это не даёт решения проблемы. Задача — переломить негативное развитие событий последних 30 лет, восстановить доверие, оказавшееся на нуле, обеспечить мир в Европе на историческую перспективу. Для этого надо заново оценить всю сложившуюся ситуацию и сделать это сообща, коллективно. Ведь о системе коллективной безопасности и идёт речь, о том, чего Европа не знала со времени «европейского концерта» первой половины XIX века.

В Вашингтоне также поняли, что все усилия в рамках их украинской политики и укрепления восточного фланга НАТО последних лет «работали» на Кремль, создавая предлоги для силовой реакции России, которые нельзя быстро демонтировать/отыграть назад даже при желании (на ум приходит сериал «Операция Трест», где участники Белого подполья вдруг прозрели и поняли, что работают на ОГПУ). Это, надеюсь, поняли такие «младотурки» экспертного сообщества США, как Уэсс Митчелл, Фиона Хилл и Джейк Салливан, которые хотели «дать бой» России на Украине. 

Дж. Шерр выступил с цитируемой формулой российской внешней политики осенью 2013 года, и с тех пор резко возрастал разрыв между нами и Западом в понимании того, что составляют оправданный риск и безрассудство в мировой политике — начиная с Крыма, Донбасса и Сирии. Но сама квалификация всегда оставалась верной: Москва знала, что делает. Это ещё и вопрос теории и практики дипломатии. Нужно доказать, что дипломатия может быть летальным оружием. Что она не только «искусство возможного», но и в состоянии расширять пределы возможного, оборачивать поражение в победу, одерживать моральные победы, равноценные добытым силой оружия. Что она может быть не менее эффективным поставщиком безопасности, чем военная сила. Что это, в конечном счете, интеллектуальное состязание, которое никогда не прекращается.

Трудно не согласиться с А. Яковенко, что мы находимся на пороге нанесения решающего поражения Западу в его 800-летнем «натиске на Восток», что создаст условия для качественно новых отношений между нами. Для этого надо было не только победить Наполеона и немцев, но и «наложить руку» (по Толстому) на англосаксов, причём руку сильного духом и просто сильного в военном отношении противника. Эта задача была главной во внешней политике России (пусть чаще на уровне подсознания) на протяжении последних 20 лет, поскольку западная политическая культура признаёт только право сильного, даже если это противник, как это было с Советским Союзом. Мы же отказываемся считать Америку своим противником — для этого нет никаких объективных оснований. Потребовалось время, чтобы вывести американскую сторону из иллюзии вечности своей позиции силы. И прописать им их собственное, вполне дипломатическое лекарство, подкреплённое угрозой применения силы. Нас не щадили — почему должны щадить мы? Да и речь идёт не о народе, а о презренных даже в собственных странах элитах. И главное, нынешний момент — уникальный, он может не повториться.

Понятно, что ядерный вариант исключён: никто не собирается наступать танковыми колоннами — удары будут наноситься с нашей территории на глубину, а применение ядерного оружия против российской территории будет ставить под ядерный удар территорию США. Об этом даже никто не заикается. Американские военные не допустят вариант прямого конфликта с применением обычных вооружений в силу предсказуемого исхода: мы выиграли едва заметную и малозатратную гонку вооружений в обоих классах вооружений в формате бодрийяровского «технологического маньеризма». Остаётся, как это очевидно сейчас, дипломатическое поражение, без прямой войны, но максимально зрелищное. Американцев подвело воображение (плюс не читали Ж.Бодрийяра?), а это самый кардинальный грех элит, и они сделали все возможное, чтобы обеспечить Москве эту spectacularity.

Соответственно, воссоздаётся не только «человеческое пространство войны», но и «сцена», без которой мир был обречён на «обсценность» — призрачное существование, определяемое всеми остальными категориями постмодернизма. Срабатывает, как это было при Александре Невском, а затем при Наполеоне и Гитлере, «ирония объекта», который отвечает на банальную стратегию фатальной (плюс многоплановая сетевая дипломатия) и вводит в действие такие факторы, как идентичность, история, судьба и воля. Собственно, все было бы по-другому, если бы на Западе поняли, что с Мюнхенской речью В. Путина они вступили именно в такое волевое противоборство. 

Любопытно, что осечка Вашингтона произошла на Украине, которая изначально мыслилась (Зб. Бжезинский и др.) как средство не допустить восстановления Россией статуса глобальной державы. На деле получается, что именно на украинском материале («нацики» тоже сыграли тут свою роль) Россия не только вернула себе этот статус, но и «закрывает» глобальную империю США/Запада, которая — вместе с НАТО — перейдёт в невинное виртуальное существование, полностью зависящее от контакта с Москвой и ее доброй воли. Зато для всех наступит настоящее время, что будет российским подарком миру. Но самое главное, на мой взгляд, наступит, пусть и не сразу (психологический настрой ломается не быстро), «золотой век» дипломатии как отличительной черты новой эпохи.

Могут сказать, что бенефициаром происходящего будет и Китай, но тут мы ничего поделать не можем. Разве Пекин не был главным бенефициаром ведомой интересами западного бизнеса глобализации? То есть получается, что мы действовали заодно с американцами, способствуя подъему Китая. В политике это часто случается — на то и правило «нежелаемых последствий»/unintended consequences.

В этих условиях вполне справедливо звучит совет А. Кортунова американцам заниматься своими внутренними делами, то есть собственным «сосредоточением»: Россия через это прошла и продолжает выполнять своё «домашнее задание». Добавлю только, что мы обеспечим себе неплохую основу для дружественных отношений с американским народом, возвращающимся к здравому смыслу (на это указывают результаты недавних выборов в Вирджинии), участвуя с внешнего угла в «смене режима», пришедшего к власти весьма спорным способом.

Это верно в отношении коренного населения всех западных стран, включая Америку, находящегося в состоянии новой Реконкисты, которая отсылает к битве при Пуатье 732 года и Карлу Великому. На этот раз свои страны приходится отвоевывать у мигрантов, доля которых составляет до 10% их населения вследствие снятия недальновидными элитами географических ограничений на иммиграцию в конце 60-ых – начале 70-ых годов. Да и сам культ Карла Великого в ЕС напоминает как раз об этих истоках общей европейской истории.

Нам остаётся ждать реальных действий со стороны Кремля, и «выбор оружия», который мы оставили за собой, судя по всему, необычайно широк и будет предметом лихорадочного гадания на Западе в предстоящие Рождественские/Новогодние праздники. Не будем забывать, что перед Западом тоже непростой выбор — между миром и дальнейшей конфронтацией. 

Если домысливать с экспертного угла, то логика подсказывает, что в чисто психологическом плане, дабы надежно «перевернуть страницу», довести дело до конца и настроить англосаксов на взаимовыгодное сотрудничество, необходимо их военное поражение, которое возможно by proxy, то есть через поражение НАТО, что вполне реалистично. Отнюдь не создание неких экзотических угроз США с юга (такую задачу решают уже имеющиеся у нас стратегические системы). Тогда операция на Украине спровоцирует «царь-санкции», на которые Россия ответит мерами военного характера в духе того, что В. Гарбузов в своё время назвал «асимметричной конфронтацией» между Россией и США: на нашей стороне военное преимущество, на их — финансово-экономическое. На фоне развития наших вооруженных сил после 2008 года Альянс смотрится «голым королем», чуть ли не безоружным младенцем (если бы не агрессивная риторика).

К примеру, Москва могла бы объявить в одностороннем порядке 200–500-километровую буферную зону безопасности вдоль своей западной границы, в пределах которой не должно быть натовских активов, включая авиацию и флот (они подлежали бы выводу или уничтожению). Тогда мяч тоже оказался бы на натовской стороне. В наибольшей мере это затронуло бы Балтийские государства (у них нет никакой стратегической глубины), Польшу и Румынию. То есть близость к нашим границам оказалась бы стратегическим дефектом их положения в Альянсе. Уязвимы были бы и «старые» члены НАТО, такие как Нидерланды, Дания и Великобритания (дамба, выход к морю, островное положение, «суверенные базы» на Кипре, два вновь построенных авианосца и другие факторы). Если Калининграда будет не хватать для контроля в Балтийском море, то под угрозой реоккупации мог бы оказаться Борнхольм, который мы эвакуировали в 1955 году.

Что важно, указанные западные страны настроены наиболее пронатовски и проамерикански и в мироощущенческом плане представляют собой кальвинистский «язык», ведущий далее в Северную Америку (Оливер Кромвель был кальвинистским фанатиком и именно протестантские фанатики основали США). То есть решалась бы и более фундаментальная историческая задача примирения различных ветвей Европейской цивилизации. Следующим этапом такого второго раунда принуждения к дипломатии могли бы быть удары по критической инфраструктуре, начиная с электрогенерации (это подсказал года три назад тогдашний министр обороны Великобритании Г. Уильямсон).

В итоге, страны, настроенные наиболее антироссийски, оказались бы нашими союзниками в деле обеспечения взаимных/перекрестных гарантий безопасности, поскольку убедились бы в том, что нуждаются в них не меньше нас. НАТО бы осталась, но уже в «прирученном» состоянии. Европа оказалась бы в состоянии «равновесия и спокойствия» (equilibre et calme) — безусловных ценностей европейской политики XIX века, которые европейские кабинеты не смогли сохранить и ввергли континент в катастрофу Первой мировой. Опять же, роковым событием в этом плане была «ненужная» Крымская война. Она никому не нужна и сейчас. История повторяется?

Рождественский призыв Папы Римского к урегулированию конфликтов путём диалога отвечает духу нашего дипломатического демарша. В историческом плане важны принесённые Франциском I Элладской церкви (в ходе недавнего визита в Грецию) извинения за преступления Рима против Православного мира, продиктованные «алчностью и жаждой власти» (а это и буллы пап первой половины XIII века с призывами к крестовым походам против Руси!).

Свою роль в предстоящий период может сыграть взаимное стремление сторон действовать в стиле постмодерна (раз мы в нем подзастряли!) и не выводить конфликт за рамки «кабинетных войн» XVIII века («не доводя до греха» и проигрывая острые моменты виртуально — на штабных картах и т.д.), дабы свести до минимума дезорганизацию/disruption повседневной жизни в своих странах. Тут многое будет зависеть от военных, которые лучше понимают друг друга и в отличие от политиков могут действовать «за закрытыми дверями». Достигнутый таким образом мир (миром кончаются все войны, холодная стала исключением и вот где мы теперь оказались!) можно будет определить, как «мир без победителей» (кстати, его предлагал Вудро Вильсон, но у Лондона и Парижа не хватило мудрости на таких условиях закончить Первую мировую). Это получится, если Запад поверит в серьезность намерений Москвы. Кажется, что после пресс-конференции главы Российского государства и, если судить по выражению лица британской журналистки, это нетрудно.

Александр Крамаренко, Чрезвычайный и Полномочный Посол России, член СВОП, член РСМД

Источник

Теги: Россия, США